Преследования за активность в социальных сетях в последнее время стали в России обыденностью. Но в сентябре маятник вроде бы качнулся в другую сторону. Президент Путин внес в Госдуму законопроект о частичной декриминализации ст. 282 Уголовного кодекса ("Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства"). Уголовная ответственность за экстремизм, совершенный публично, в интернете или СМИ, будет наступать в том случае, если нарушение совершено более одного раза в течение года. В текущей версии этой части статьи в кодексе уголовная ответственность наступает сразу. Некоторое смягчение законодательства можно считать следствием общественной реакции на громкие уголовные дела последнего времени.
Прекратится ли после этого практика бессмысленных дел за перепосты текстов или за хранение в сети картинок с какой-то "не той" политической символикой? Может быть, да. Но вероятно, нет, лишь несколько изменит их дизайн.
Совсем недавно в Приморье человек получил административный штраф за перепост во "ВКонтакте" фотографии местного полицейского в каске с изображением нацистского орла и свастики, в которой этот же полицейский вроде бы даже периодически появляется в своем городе. И вот оштрафован не полицейский в каске, а человек, перепостивший его портрет. А в некоторых регионах страны правоохранители официально объявляют конкурс по поиску экстремистского контента в Сети, пообещав поощрить пользователей, которые пришлют больше всего ссылок на такой контент.
При этом по-прежнему общественно опасным деянием может быть названо то, что пользователи социальных сетей считают шуткой для собственного пользования и для ограниченного круга подписчиков. Эти дела можно сравнить с пресловутым "сроком за анекдот", рассказанный в публичном месте.
Что происходит? Происходят политические репрессии нового типа.
Слово "политические" в этой фразе ключевое и указывает только на сущность этих репрессий.
Никогда не нужно полагать, что репрессии – против врагов. Враги выявляются и появляются в самом репрессивном процессе. Была бы на то политическая возможность. Она, как видим, теперь есть
Хоть это и разовые (пока еще) случаи, эксцессами их не назовешь. Они предстают как раз проявлениями обычного, рутинного функционирования государственного силового аппарата (обозначающее функции этого аппарата слово "правоприменение" напоминает об известной фразе В.И. Ленина "формально правильно, а по сути издевательство"). Машина (аппарат) работает так, как и должна работать. Для человека, не утратившего всецело здравый смысл и чувство меры, дела за репост абсурдны, поскольку несоизмеримы мера общественной опасности и наказание, и поскольку вполне очевидно: тот умысел, который вменяется "экстремистам", они не только не имели, но и не могли иметь. Потому что все мы прекрасно знаем, как происходит ежедневная жизнь в соцсетях.
И именно это возникающее чувство абсурда заслуживает того, чтобы его проанализировать. Оно ведь не случайно возникает. Да, абсурд – признак чего-то по-настоящему нового (неважно, что эта новизна относительна). И хорошо, что те, кого они коснулись, даже если и отправляются в тюрьму – то (пока еще) не на столь длительны сроки, а то и "отделываются штрафами". Но ведь мы, как говорится, раньше не предполагали, что за такое вообще можно судить.
Теперь преступным становится уже и использование чувства юмора, то есть умения иронизировать, играть значениями, оттенками смыслов, пользоваться словами и знаками. Это совершенно обычные и привычные действия для любого человека, умеющего пользоваться языком. То есть в прямом смысле слова для всех. И для каждого. Без этого невозможно было бы полноценное использование языка. А обмен шутками и намеками – это естественный способ создания дружеских кругов, компаний, поддержания и укрепления связей между людьми. (Вот уже и возможность оправиться за решетку за лайк и репост становится темой перформанса, оценить который тоже явно могут немногие – "свои", привычные к пониманию именно такого юмора, именно такого языка.)
"Политическим" стоит называть то, что связано с борьбой за власть, за возможность подчинять и использовать других по своему усмотрению. И в этих новых делах политическая борьба втягивает в себя, подчиняет себе обычную речевую способность. Теперь оказывается, что шутить с друзьями – значит заниматься политикой (даже если эти шутки не о политиках).
Решение о том, что является преступлением, а что им не является, это по сути политическое решение, ведь оно определяет, в каких случаях государство будет применять силу, а в каких нет. Решение, что такое-то использование коммуникативных способностей является преступным, распространяет сферу действия государства со всей доступной ему мощью на то, что являлось общественной жизнью. А как мы можем узнать о том, что "это" теперь сфера государственных интересов? Через репрессии. При этом их никто специально не придумывает, они начинаются как бы сами собой. Одно дело в одном городе, потом другое – в другом городе, потом....
Не думаю, что за этим стоит чей-то специальный замысел запугать (кого-то) или продемонстрировать силу (кому-то). Хотя многие занялись поиском инициатора этих "дел". Инициатора нет. Аппарат власти и принуждения выстроен, а дальше он как бы сам собой, без единого направляющего центра, распространяет сам себя на те сферы общественной жизни, которые может охватить. В силу того, что имеет силу это сделать.
Но ведь слово "репрессии" означает подавление политических врагов. Насколько уместно оно в данном случае? Ведь фигуранты этих процессов, судя по всему, что о них можно узнать, не являются ни врагами государства, ни тем более врагами каких-то социальных групп (даже если сознаются в "неприязни" к кому-то или чему-то).
Ответ прост, и к нему легко прийти, изучая отечественную историю. Врагами становятся те, кого ими назначают. Те, кто попадают "в оборот", и не подозревают (а подозревают, так не верят), что ему или ей могут быть приписаны те преступные намерения, за которые их будут наказывать в соответствии с буквой закона. Поэтому никогда не нужно полагать, что репрессии – против врагов. Враги выявляются и появляются в самом репрессивном процессе. Была бы на то политическая возможность. Она, как видим, теперь есть.
Михаил Немцев – философ
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции