Звонок в прямой эфир популярного русскоязычного ютьюб-канала "И грянул Грэм", звонит слушательница из России: "Я не подвержена влиянию пропаганды и вообще против войны. Но всё же... может быть, этот ужас в Буче... это сделали бандиты, криминал?.." Слово "криминал" она повторяет дважды, с какой-то странной надеждой и словно бы даже с интонацией из 2000-х годов; именно тогда этим словом было принято оправдывать начавшееся в России сужение гражданских свобод. Сознание даже трезвомыслящего российского человека не вмещает сегодня ужасного, цепляется за призрачную возможность самооправдания. Ведущий сухо отвечает: "Будет международная комиссия, будет расследование". Безусловно, расследование будет, и мир узнает. Но уже понятно: преступления в Буче и других городах Украины это "хуже войны". Хотя, казалось бы, что может быть хуже?
Немотивированная, иррациональная жестокость по отношению к мирным жителям, даже со всеми поправками на изменённое состояние военных – это экстракт нынешнего российского режима. Идеология этого режима никогда прямо не формулировалась и прежде упаковывалась в разной степени достоверности историософские фантики. В отличие от советской, эту идеологию было трудно описать и даже уловить, до самого последнего времени. Теперь её суть овеществлена, начертана – телами невинных жертв в Буче. Застреленный походя велосипедист – вот ужасающее напоминание всем тем, кто верил, что новый авторитаризм можно компенсировать "гуманизацией городского пространства".
Естественно, эти кадры не попадут в официальные сводки российских новостей и обыватели этого не увидят. Буча – первая трагедия в ситуации, когда независимых медиа в России практически не существует – ни "Эха" теперь, ни "Новой газеты". Добавим сюда "замедление интернета" и все более вероятное закрытие YouTube. Эта информационная блокада дает формальную возможность для самооправдания обывателя: сказать, что, мол, "не знал, не видел". С другой стороны, мир сегодня круглый как никогда – и "не узнать" сегодня невозможно, всё равно долетит. Нельзя теперь "не знать". Подобное мерцающее массовое полузнание, знание правды при одновременном яростном отпихивании от неё образует новый катастрофический общественный узор в России.
"Буча" – это отныне метафора самоотрицания и самоуничтожения нашего общества
Все мы примерно помним по учебникам, зачем нужна независимая пресса; но помимо формальных определений, концептуальных, в подобных обстоятельствах свободная пресса играет ещё одну функцию, неочевидную, терапевтическую: она берет на себя часть вины общества. Когда независимая пресса сообщает об ужасающем, она тем самым помогает обществу вылечить, изжить, проработать в конечном итоге травму. Обыватель может думать так: я сам об этом не говорю, не согласен с выводами, и вообще я всю эту прессу ненавижу; но в случае чего эта самая пресса выполняет за меня работу гражданина, выполняет за меня работу совести. Тем самым её спасая. Советские газеты в свое время упивалась, описывая американского лейтенанта Уильяма Келли, представшего перед судом за убийство мирных жителей во вьетнамском Сонгми в конце 1967 года. Забывая сказать о том, что процесс над лейтенантом Келли был возможен именно благодаря демократическим институтам – независимой прессе, независимому суду – и был инициирован одним из военнослужащих армии США. Именно такие процессы способствуют в итоге очищению общества, даже если оно не желает смотреться в зеркало.
Отсутствие сегодня независимых институтов в России, включая прессу, – это коллективное освобождение общества от работы совести. Когда эту работу выполняют лишь осколки бывших независимых медиа, перетекших в YouTube и соцсети, "необязательные" или "нелегальные" с точки зрения обывателя, – это означает, что в стране закрыты любые механизмы для тяжелой, но необходимой общественной саморефлексии. Когда последние капилляры, ведущие к самоочищению, закупорены, общество погружается в болото, во мрак, в нежить.
Нужно понимать, что "Буча" – это отныне метафора самоотрицания и самоуничтожения нашего общества, поскольку с таким знанием "невозможно жить дальше", как пишут сегодня многие в блогах. Нельзя существовать как прежде; отравлена сама возможность нашего цивилизованного будущего. Кадры из Бучи окончательно лишают российское общество претензий на "историческую правоту"; даже если продолжать по инерции повторять эти риторические заклинания, моральной правоты уже не вернуть.
Табу на осмысление трагедии не решает проблему, а загоняет ее вовнутрь. Бесчеловечное загоняют в бессознательное, и итог по Фрейду известен заранее. Без общественной, коллективной проработки это ужасающее знание о том, что "мы на такое способны", будет гнить в бессознательном. Убитая совесть общества, народа – совесть, спрятанная от самих себя, – всё равно будет производить страшную работу внутри каждого, тем более страшную, чем дальше эту мысль от себя обыватель гонит. Спрятанная, скрытая правда настигнет позднее, но ударит оглушительно.
Тем, кто изучал советскую историю в контексте антропологии, бросается в глаза один парадокс: наряду с декларативной устремлённостью советского проекта в будущее постоянно откуда-то возникает его же необъяснимое влечение к смерти, тяга к самоуничтожению. Как, казалось бы, это сочетается? Может быть, это можно назвать компенсацией? Работой коллективной совести, которая в итоге просто не справилась с собственным кровавым бэкграундом?.. Судя по всему, мы, общество, опять вступили на тот же исторический круг самоуничтожения.
Андрей Архангельский – журналист и культуролог
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
