На заднем стекле автомобиля ученого из новосибирского Академгородка Игоря Просанова – надпись крупными буквами: "Путин капут". Из-за нее на Просанова нападали, спускали колеса, забирали в полицию. Полицейские и "люди в штатском", подкараулившие недавно его с женой, требовали стереть надпись. А он упорно отказывается сделать это.
"Угрожал раскатать об асфальт"
Институт, где работает Просанов, расположен на улице Кутателадзе, буквально через перекресток от него – торговый центр. Вечером 24 марта ученый припарковал рядом с ним свои видавшие виды "Жигули" с надписью "Путин капут" на заднем стекле. Когда Просанов с женой вышли из магазина, они увидели, что возле машины отираются какие-то незнакомцы.
– Один возился с колесами моей машины, я крикнул, чтобы он отошел, а он начал в ответ нецензурно оскорблять меня и жену, – вспоминает Игорь Просанов. – Кричал, что он меня вычислил и решил со мной разобраться, что у меня вся родня в Украине, что он пережил 90-е годы и не хочет возвращения, угрожал раскатать об асфальт меня и мою жену за неуважение к Путину. Они заблокировали автомобиль своими машинами. Машины у них не рядовые – крутой джип и хорошая иномарка. Добивались, чтобы я сам своими руками эту надпись стер. Они вели себя агрессивно, но надпись руками не трогали. Это говорит о том, что они люди неслучайные. Я так понимаю, что это была попытка спровоцировать на ответные действия. По сути, они не навредили, только колеса спустили. Формально весь ущерб – колпачки похитили.
Именно на этом месте произошло нападение неизвестных
– Что было потом?
– Я вызвал полицию, и нас всех отвезли в отделение, это тут, рядом. А там все повторилось, только уже полицейские начали угрожать, добиваться, чтобы я надпись стер. Угрожали привлечь за неподчинение законному требованию полиции. Я сказал, что требование незаконно. Потом начали: "Не боишься, что семья твоя пострадает?" Я говорю: "Это ваша обязанность – обеспечить безопасность". – "Мы не можем, у нас тут два экипажа всего на весь район". Я говорю: "Вот это меня и возмущает, что на полицию у нас денег нет, на образование денег нет, на пенсионеров, на медицину денег нет, а на спецоперацию есть. И пока не исправится положение, буду возмущаться. Имею право". В результате меня отпустили из полиции без протокола.
Отдел полиции
– То есть у них, в принципе, требования были одинаковые с теми двумя, из-за которых вы и вызвали полицию?
– Да, именно так. Жена очень испугалась и некоторое время отказывалась со мной ездить, но теперь успокоилась.
– Но полицейские вас в покое не оставили?
– 6 апреля я приехал на работу, и мне позвонили сотрудники ДПС. Спросили, моя ли машина и где я нахожусь. Один представился лейтенантом Галямовым и сказал, что моя машина попала на камеру видеорегистрации, и их генерал распорядился составить на меня рапорт, что ли, за надпись "Путин капут". Мне в вину поставили "экстремистскую деятельность" и оскорбление президента. "Где тут оскорбление?" – спрашиваю. Они искали-искали, но так и не определились, что будут мне предъявлять, но все-таки написали рапорт, что обнаружили у меня на машине надпись. Сотрудники ДПС устроили среди институтского двора досмотр личных вещей с понятыми. Переписали содержимое карманов. "Поехали в отдел!" – говорят. "Бензин оплатите?" – спрашиваю. С чего мне в отдел ехать – мне это не нужно. Тогда они вызвали полицейских из местного отдела. Те приехали часа через два, забрали. Там меня уже знают. Тоже составили бумагу со ссылкой на дэпээсников. В какой-то момент в кабинет зашел полицейский, начал спрашивать: "Что ему за это будет?" – "Ничего мне за это не будет", – сказал я. В ответ он назвал меня фашистом. Такое впечатление, что он пытался меня спровоцировать. Если бы я ему что-то грубо ответил, меня бы привлекли за оскорбление при исполнении служебных обязанностей. Я не повелся и не стал ввязываться в разговор.
– То есть ваша надпись им глаза мозолит.
– Я с этой надписью езжу с августа прошлого года. Я так понимаю, сначала секретарша из института Лилия Родионова на меня донос написала, они разбирались. Полицейские назвали мне ее имя как автора заявления. Позже меня вызвали в полицию, говорят: "Мы проверку провели, значит, претензий к вам не имеем". Потом еще один товарищ из института Александр Душкин донос написал такой же. Он мне сам угрожал, что напишет, даже ходил у сотрудников пытался подписи собрать, но ничего не получилось, люди его даже отговаривали. Тогда он написал заявление от своего имени, я узнал его подпись в протоколе, который мне дали сфотографировать. Я в ответ на него жалобу подал за ложный донос – он уже знал, что полицейские уже проводили проверку по первому доносу и ничего не нашли криминального. И я написал заявление на него, вот жду, чем дело кончится. Ложный донос – это уголовная статья. В доносах про меня писали, что я ездил на машине с надписью "Нет войне", а потом "Путин капут", что я оскорбляю президента и дискредитирую институт. Потом вроде третий донос был, но я его не видел – заместитель директора по науке Александр Титков сказал мне, что написал заявление на меня в ФСБ. Оттуда никаких звонков или визитов не было.
Корреспондент Сибирь.Реалии дозвонился до секретаря директора Лилии Родионовой, которая призналась, что написала донос на Просанова и рассказала, что ей предложили это сделать сотрудники ФСБ.
– Я категорически отрицательно [к нему отношусь]. С [его позицией] надо что-то делать: идет война, гибнут парни, а он дискредитирует наш институт. Очень жаль тех парней, мы все должны это поддерживать деньгами, кто чем может. Он юридически подкован. Может быть, его кто-то консультирует. Ему говорили: "Тебя же могут уволить, ни в один институт не устроишься. Для тебя что важнее, наука или вот это?" Он говорит, что вот это. Ни директор института, никто не знает, что с ним делать. Фээсбэшники посоветовали, что пусть кто-нибудь напишет на него заявление в полицию. Я решила написать, помогали составить документ коллективно. Перезвонил участковый, сказал, что статьи на него нет – это не считается оскорблением [президента] и это не нарушение закона. Приезжало ГАИ, а он не из пугливых, хорошо знает законы. Пытались писать в прокуратуру. Один товарищ показал ему заявление, он [Просанов] его отсканировал и развешал по институту. Я написала в "Соловьев Live", что власти не могут найти на него управу, что это за законы у нас такие, но ответа нет. С ним все боятся связываться – сразу идет в суд. Он даже отсудил у полиции [компенсацию] за задержание. Упертый, как баран. Из тех людей, для которых "все плохо" в стране. У нас в научной среде много таких, особенно молодых, но они молчат, не высказывают свои позицию, – рассказала Сибирь.Реалии Лилия Родионова.
И тем не менее после всех доносов и полицейских проверок Просанов продолжает работать в институте. И его это даже не удивляет.
– Ну, видимо, не к чему докопаться. А какие статьи тут могут быть? Оскорбление должностного лица? Нет оскорбления. Дискредитация вооруженных сил – тоже нет дискредитации.
– Но это если подходить разумно.
– Ну, хорошо, пусть они подойдут неразумно. Я затребую лингвистическую экспертизу. Я уверен, что они сами ее уже провели, и она даст заключение, что ничего тут нет, и все.
– И вы убирать надпись не будете?
– Не собираюсь пока. Через суд только если.
– Вы уже больше полугода с этими словами ездите, как люди реагируют?
– Да по-всякому. Есть те, которые поддерживают – кто-то посигналит, кто-то попросить сфотографировать. Вот когда я вас ждал, ко мне старичок подошел, сказал, что за надпись могут уголовное дело завести, доброжелательно предупредил. Есть те, которые, наоборот, выражают недовольство.
– Агрессивно выражают?
– Например, едет передо мной на машине с Z и тормозить начинает, то есть мешает ехать. Я ему начинаю сигналить, и он, деваться некуда, уезжает в конце концов. Это, пожалуй, самое агрессивное действие было.
– И каких реакций больше?
– Да трудно сказать, где-то, может быть, 50 на 50. Даже, наверное, поддержку больше выражают.
– Это потому что здесь среда такая, научный городок?
– Да не знаю, не уверен. Я так замечаю, что реакция от уровня образования не сильно-то и зависит.
– Согласен, учитывая, что доносы на вас в институте пишут.
Мы с Просановым провели небольшой эксперимент: простояли у торгового центра рядом с машиной не меньше получаса. Проходящие мимо люди на надпись "Путин капут" никак не реагировали. То ли не замечали ее, то ли старательно делали вид, что не замечают.
"Уж люди ученые должны понимать, что к чему…"
Но Просанов не оставляет попыток достучаться до самых разных людей. К годовщине войны он сделал рассылку всем сотрудникам своего института с призывом "хотя бы на годовщину как-то выразить свое отношение к происходящему, свой протест".
– Потому что явно же не то творится в стране. "Товарищи, хоть что-то сделайте!" Разослал, и в ответ мне несколько гневных отзывов пришло. Я работаю в научном институте и с таким сталкиваюсь, что просто диву даюсь. Мне казалось, что уж люди ученые должны понимать, что к чему, но нет. Но они такое несут…
Женщина, очень пожилая, уважаемая, научный сотрудник, написала, что она за Путина. Что если бы она была помоложе, пошла бы санитаркой в окопы. Другой товарищ, тоже там не последний ученый, сказал, чтобы я к нему больше не обращался с политическими призывами. Ну, тот, который на меня доносил, тоже что-то подобное написал. Четвертый сказал, что не понимает моего отношения. И только один только человек спросил: как можно выразить, что сделать? А остальные просто промолчали. В результате мне заблокировали почту в институте, чтобы я рассылки не мог делать.
– Прошел уже год войны, настроение людей как-то меняется, как вы чувствуете? По тем же коллегам в институте.
Буква Z на воротах института
– Настроение меняется, мне кажется, но вот с коллегами я мало общаюсь не по работе. У нас в институте много людей, поддерживающих спецоперацию, и с ними я, за редким исключением, общаться перестал на посторонние темы. Восторженное восприятие было у многих год назад, деньги собирали на спецоперацию. Директор института большую букву Z заказал и на ворота нацепил. А в начале еще лично ходил и агитировал за то, что все это – хорошо. Сейчас народ попритих, по крайней мере, директор уже не агитирует. Может, понял, что бесполезно, а может, до него что-то доходить начало.
– Буква все еще висит?
– Нет, букву убрали. Нашлись люди, которые объяснили директору, что не надо бежать впереди паровоза.
– То есть вменяемые люди, значит, есть?
– Есть, да.
– А мобилизация была, забирали из института людей?
– Нет, насколько я знаю, никого не забирали. Зато начали таскать по всяким занятиям гражданской обороны, учет воинский вести, списки вывешивают – тому прийти, сему прийти, завлабам обеспечить явку…
– Если вспомнить 24 февраля, начало вторжения, насколько все, что тогда происходило было для вас неожиданным?
– Я думал, что кто-то из военных откажется границу переходить. Получается, народ в своей массе делает то, что ему говорят, и это очень прискорбно.
– Путин – герой ваших лозунгов, от него вы ожидали, что он может начать войну?
– Да, конечно. Я давно понял, что он из себя представляет.
– Давно – это когда?
– Люди же еще с 2012 года это понимали, когда он стал президентом на незаконный третий срок. А после захвата Крыма все уже стало ясно окончательно. А вот к 2018 году уже было настолько все хреново, что хочешь, не хочешь, а начнешь возмущаться.
– После начала вторжения в Украину вы выходили на какие-то протесты?
– Да нет, в общем-то. Гулял в жилетке с надписью "Нет войне", но потом полицейские стали останавливать, под угрозой задержания я ее снял.
"Усы сбрил – для конспирации"
Открыто протестовать против происходящего в стране доктор наук Просанов начал задолго до войны.
5 лет назад, 8 февраля 2018 года, в день, когда Путин находился с визитом в Новосибирске, Игорь сбрил усы, переоделся в спортивный костюм и вышел из дома. Он направлялся на одиночный пикет. Просанову тогда удалось простоять с надписью "Путин – беда России" около здания Сибирского отделения РАН на улице Лаврентьева около четверти часа – совсем немало по временам, когда пикетчиков с плакатами подобного содержания уже задерживали в первые несколько минут после начала акции. Полицейский, а следом двое в штатском, буквально унесли Просанова на руках в машину без опознавательных знаков. В итоге ученый сутки провел в изоляторе временного содержания – пока Путин из Новосибирска не уехал.
– Как вам удалось провести тот пикет на территории, зачищенной к приезду Путина?
– Я серьезно готовился, знал, что на примете у органов. У меня усы приметные, я их сбрил и заранее покинул квартиру. Переоделся я спортсменом, чтобы не вызывать лишних подозрений. Когда подошел к точке пикета, вижу – едут полицейские навстречу. Я бегу трусцой, внимания не обращаю. Когда проехали, я снял куртку – жилет был под ней надет – чтобы время не терять. На точке уже фотокорреспондент ждал – я заранее договорился. Спонтанно бы я, может, и из дома не вышел.
Институт химии твердого тела
– Чего вы ждете от этих своих акций? Надеетесь на какой-то результат?
– Я недавно прочитал в интернете: если не можешь предотвратить зло, то, по крайней мере, говори об этом. Я и говорю, как могу. Героем себя не считаю. Я считаю, что это моя гражданская обязанность, я должен это делать, чтобы была спокойная совесть.
– То есть это не что-то выдающееся?
– Да, я считаю это нормой.
– А у окружающих, которые ничего подобного не делают и даже осуждают вас, что у них с нормой произошло?
– Я думаю, это зависит от границы, за которой начинаются настоящие неприятности. Я, так скажем, больше рискую, чаще люди допускают для себя меньший риск. Моя жена тоже все понимает, но на пикеты со мной не выходила. Большинство народа просто не рискует – зачем им эти инциденты, как у меня?
Но не думаю, что их это спасет. Понятно, что всем: и мне, и им – будет плохо, но им даже хуже, поскольку я готов к неприятностям. А они нет, потому что думают, что достаточно себя правильно вести. Ну, на мой взгляд, они ошибаются, потому что с них, скорее, и будут шкуру драть. С меня ничего не возьмешь, а вот их буду оправлять на фронт, убивать.
– А не было у вас мысли уехать за границу?
– Да и есть, конечно! Нас ждет полное безвластие и криминал. Возможно, будет развал страны. То, что эта власть нежизнеспособна, это совершенно понятно, и результат развала, я думаю, будет еще хлеще, чем в 90-е, когда развалился Советский Союз. Тогда все спокойно решили расстаться. А сейчас начнется насилие, борьба за власть.
Я понимаю, что это все случится. Ну, думаю, до выборов президента в 2024 году будут поддерживать видимость нормальности, а дальше им уже это будет не нужно.
– Как ваша семья относится к вашим акциям?
– Ну, с пониманием. Жена боится, конечно, ее напугали хорошо эти мужики, что колеса мне спустили. Она не хотела сначала больше со мной ездить, но потом вроде отошла.
– А дети?
– Мой сын сейчас в Австрии работает, он тоже математик. А дочке 18 лет, она сейчас с нами живет и меня поддерживает. Она жизни в этой стране не видит и хочет уехать.