Житель поселка Новоселецк Таврического района Омской области, отец четверых детей Семен Панфилов обвиняет полицейских в избиении: по его словам, после "допроса с пристрастием" он оказался в больнице.
10 января Семен устроил одиночный пикет у здания регионального Следственного комитета. Он требует наказания для избивших его полицейских, а также справедливого расследования преступления – похищения саженцев из плодопитомника, – в котором его обвиняют. Проведенные по предыдущим жалобам Панфилова проверки сотрудников полиции никаких нарушений в их действиях не выявили. Несколько раз он пытался попасть к руководителю Следкома РФ по Омской области, но так и не смог. Тогда и решил устроить одиночный пикет у здания ведомства с требованием личного приема. Подробности Панфилов рассказал корреспонденту сайта Сибирь.Реалии.
Оперативники его бросили на пол, скрутили. Трое держали, четвертый снял штаны, достал свое "хозяйство" и попытался поднести к его лицу
– 30 августа 2018 года ко мне домой около четырех часов ночи нагрянули "гости". Сказали, что из черлакской полиции (Черлак – рабочий поселок в Омской области. – Прим. С.Р.). Документов не предъявили. Зашли на кухню, толком ничего не объяснив. "Ты – Панфилов? Собирайся, поехали в отдел. Там разберемся". Я попробовал упираться: не поеду, мол. Но они пригрозили: "Если надо, наденем на тебя наручники, силком вытащим. И в одних трусах увезем". Дети спали в соседней комнате. Проснулись, конечно, перепугались, расплакались. Я понимал, что полицейские сделают, как говорят, и, чтобы не усугублять ситуацию, поехал с ними. А уже в отделе мне предложили сознаться в воровстве саженцев из Черлакского плодопитомника и потребовали подписать признательные показания, кем-то заранее составленные. Я этого делать не стал. Днем приехали жена с адвокатом. От дачи показаний я отказался, сославшись на 51-ю статью Конституции.
– Что вам вменили?
– Кражу, совершенную группой лиц, – ч. 2 статьи 158 УК РФ. Все началось с опрометчивого поступка моего двоюродного брата Владимира Трошнева. Мы с ним несколько лет работали вместе – у меня был свой бизнес по продаже саженцев, он мне помогал. Саженцы плодовых деревьев и кустарников я выращивал на своем приусадебном участке, иногда дополнительно закупал у местных в Новоселецке, а также в Большом Атмасе Черлакского района у рабочих плодопитомника. А реализовывали мы товар на севере, в Ханты-Мансийском округе. Дела шли очень хорошо. Но однажды Володя вместе со своим знакомым Захаром Сухановым ехал по Черлакскому тракту и увидел в районе Большого Атмаса пять пушистых елочек на обочине. Понравились ему, захотел посадить у себя во дворе. Подумал, что раз обочина, значит, ничьи. Однако позже выяснилось, что деревца не бесхозные, а принадлежат какому-то крестьянскому хозяйству. Брата, выкапывающего деревья, и его машину засняла видеокамера. С этого все и началось. Ни Володя, ни его приятель никогда дел с полицией не имели. Для них сотрудники в форме – это как небожители. Оба панически боятся полицейских, сразу теряют дар речи. А тут их не только доставили в отделение Черлакской полиции, но и удерживали там без составления протоколов четверо суток. В итоге им вменили 11 эпизодов краж из Черлакского плодопитомника. Я предполагаю, что у полицейских накопились к тому моменту "висяки". И тут так удачно подвернулся мой двоюродный брат! Моего родного брата Антона тоже привезли в отдел, хотя он к саженцам вообще никакого отношения никогда не имел. И на него навесили 11 эпизодов на основании того, что он ездил несколько раз на машине с Володей по Черлакской трассе мимо питомника. Антону угрожали, что если не подпишет, то "на тюрьму петухом поедет". Был момент, когда оперативники его бросили на пол, скрутили. Трое держали, четвертый снял штаны, достал свое "хозяйство" и попытался поднести к его лицу. Антон закричал, что все подпишет. Володя с Захаром признавались потом, что и на них давили. Оперативники говорили: берите скопом, что даем, и получите условно. Или отсюда сразу вас в тюрьму увезем, а там еще и не в этом признаетесь. Выворачивали им руки, ставили "на растяжку", чтобы сделать более сговорчивыми. Четвертым в деле сначала фигурировал некий Миша. Но потом его имя зачеркнули и вписали задним числом меня, использовав показания моих запуганных братьев и Суханова.
– Вы тоже столкнулись с давлением в свой адрес?
– 25 декабря 2018 года в шестом часу утра ко мне снова приехали сотрудники, чтобы забрать в Черлакский отдел полиции. И там уже начали грамотно меня обрабатывать, поскольку я по-прежнему отказывался подписывать то, что они хотят, – заполненные ими же протоколы "моих допросов". Били так, чтобы следов не оставлять. Например, клали на голову мягкую книгу и начинали долбить по ней кулаками. Дубинку оборачивали толстой тряпкой и молотили по почкам. После этого долго давали знать о себе и спина, и позвоночник. Но поскольку видимых синяков на теле не было, я никуда не обратился. А выполнить дорогостоящие исследования внутренних органов и МРТ мозга на тот момент я не мог. Позже мне через суд удалось доказать, что тот декабрьский привод был незаконным. Я сразу же написал жалобу в прокуратуру Черлакского района, и на удивление, она нашла какую-то процессуальную ошибку в действиях полицейских. В суде было озвучено, что в тот день ни одного процессуального мероприятия со мной не проводилось. Следователь Ахметова, кстати, не возражала. Тот суд я выиграл. В качестве компенсации морального вреда за незаконный привод мне присудили две тысячи рублей. А следователь Наталья Ахметова получила выговор в устной форме. Но затем в уголовном деле появился диск, на котором записана моя беседа 25 декабря с начальником полиции. И на видео я якобы признаюсь, что воровал саженцы. Но запись эта была местами урезана, местами смонтирована. Да, я разговаривал с начальником, но никаких признаний не делал. Видеозапись вели скрыто, убеждая меня, что ничего не записывают. Ну а сфальсифицировать видео на самом деле не так сложно при сегодняшних технических возможностях. Допустим, я говорю "саженцы не воровал", а "не" при монтаже выбрасывают. И этот диск с фальсифицированной записью фактически лег в основу обвинения в отношении меня.
– Вы утверждаете, что однажды общение с сотрудниками полиции окончилось для вас госпитализацией?
В Таврическую ЦРБ меня госпитализировали с диагнозами "черепно-мозговая травма", "сотрясение головного мозга средней тяжести"
– Да, это было в апреле 2019 года. У следователей ничего не получалось. Мои братья и Суханов письменно отказались от своих показаний. В итоге у моего брата Антона из 11 эпизодов остался только один, у меня из 11 отпало пять. Следствие затягивалось. И вот им надо было надавить на меня и финансово обескровить. К тому моменту во дворе у меня уже стояли две "Газели" с саженцами. Я должен был ехать на Север. И тогда мне решили заменить обязательную явку на подписку о невыезде. 10 апреля следователь выслала на мое имя повестку, а у нас в те дни в Новоселецке почта не работала, что подтверждено документально. Однако на основании моей неявки мне выписали принудительный привод. И вот в четыре утра 12 апреля к нам стучатся во все окна и кричат: "Соседи, пожар!" Мы с супругой подскочили: у нас незадолго до этого баня сгорела. Открыли входную дверь, и тут же внутрь вломилось трое сотрудников Черлакского ОМВД. Они опять не представились. Один мельком показал удостоверение, но я не успел разглядеть фамилию. После долгих препирательств мне удалось добиться, чтобы они предъявили мне постановление о приводе. Я его подписал и указал время, которое было на тот момент на часах, – 4:45 утра. Потом меня вывели во двор, начали обыскивать возле машины, забрали мой телефон. Я стал спрашивать, на каком основании они проводят личный досмотр без понятых. Тут вышла из дома супруга, попыталась заснять все на видео. Но один из сотрудников выбил у нее телефон из руки. Потом им надоело, видимо, что я качаю права. Один (позже я выяснил его фамилию – Саимов) ударил меня несколько раз с ноги – в живот и в грудь. Затем меня затолкали в машину, и там другой полицейский (это был Омельченко) нанес мне несколько ударов кулаком в левый висок. Я сразу почувствовал головокружение. Понял, что лучше помолчать. Сидевший рядом со мной сотрудник, его фамилию я также узнал впоследствии – Дубов, всю дорогу до отдела стращал меня. Дескать, у него дядя – судья, и теперь я точно отправлюсь в СИЗО. В отделе следователь Ахметова выдала мне подписку о невыезде, днем за мной приехала жена (от нашего поселка до Черлакского ОМВД – больше 200 километров). В ночь на 13-е мне стало плохо: тошнота, рвота, головная боль. В Таврическую ЦРБ меня госпитализировали с диагнозами "черепно-мозговая травма", "сотрясение головного мозга средней тяжести". Оперативники и следователь, наверное, поняли, что перешли границу, приезжали в стационар и пытались меня оттуда забрать в отдел. Думаю, хотели припугнуть, чтобы я помалкивал. Но спасибо лечащему врачу: отстоял, не отпустил. 10 дней я провел в больнице, дальше долечивался у невролога. Бизнес мой после подписки о невыезде рухнул. Семья оказалась на грани выживания. Чтобы свести концы с концами, мне приходится с утра до ночи таксовать.
– Вы написали жалобу на действия сотрудников полиции, избивших вас?
– Да, сразу же, во все инстанции – в прокуратуру, в Таврический межрайонный следственный отдел, начальнику УМВД по Омской области, в Управление собственной безопасности областной полиции. Причем на тот момент я не знал еще их фамилий, так и указывал в заявлениях – "неустановленные лица". Мои заявления "спустили" в СУ СК Таврического района Омской области. Следователь Таврического межрайонного следственного отдела 29 июля 2019 года вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Никаких фактов превышения должностных полномочий в действиях сотрудников Черлакского ОМВД – Дубова, Саимова и Омельченко – он не нашел.
У меня две задачи: добиться своего оправдания в суде и добиться возбуждения уголовного дела в отношении тех сотрудников, кто избил меня и уложил на больничную койку
– После этого вы испытывали какое-то давление со стороны полиции?
– После этого я стал изучать закон, и пыл у них поугас. Осваиваю тонкости юриспруденции вынужденно, потому что денег на адвокатов у нас нет, а защищать приходится не только себя, но и братьев. В августе 2019 года начался судебный процесс по уголовному делу о краже саженцев. По версии следствия, мы нанесли Черлакскому плодопитомнику ущерб в размере 500 тысяч рублей. Доказательная база оставшихся на мне шести эпизодов строится на биллингах, согласно которым я шесть раз в дневное время находился в пределах 100 километров от села Большой Атмас. Я и не скрываю – в те края ездил, поскольку закупал дополнительно саженцы у рабочих плодопитомника. А мне вменяют, что я вытаскивал оттуда саженцы прямо днем, не стесняясь, сотнями. Написали, например, что я в "Тойоту" загружал одновременно по 200–300 саженцев яблонь. Но это невозможно. В багажник максимум 20 штук входит. А рассаду виктории я будто бы вывозил по тысяче-полторы штук за раз. Можно, конечно, и тысячу втиснуть, но получится сплошное месиво. Если ты хочешь довезти все в сохранности, то максимум влезет около 150 растений. В материалах дела – полный бардак. В экспертизе того самого диска, от 25 декабря 2018 года, который они смонтировали, мне также отказывают. Но именно он, как я уже говорил, – главное доказательство стороны обвинения в деле против меня. В декабре 2018 года на суде выступил сотрудник полиции Омельченко, ударивший меня по голове. И он сказал, будучи предупрежден судьей о недопустимости лжесвидетельства, что мой привод 12 апреля 2019 года полицейские осуществляли днем. Но в материалах дела сохранился документ, с которого я снял копию. И там я собственноручно, как уже говорил, поставил время: 4.45 утра. А по закону осуществлять приводы можно только с шести утра.
– Для чего вы хотите попасть на личный прием к главе регионального Следкома?
– У меня две задачи: добиться своего оправдания в суде и добиться возбуждения уголовного дела в отношении тех сотрудников, кто избил меня и уложил на больничную койку. Я не раз писал в СК по Омской области. Но оттуда мои жалобы продолжают спускать вниз. Черлакский Следственный комитет, проводивший проверку вслед за упомянутым выше Таврическим, тоже не нашел подтверждения моим словам. Я пытался записаться на прием к главе ведомства по телефону, но мне дважды было отказано. В тот день, когда был пикет, я зашел, отдал заявление с просьбой о личном приеме, но сотрудница Следкома, принявшая его, подчеркнула, что на прием записываются по телефону. Получается замкнутый круг. Поэтому я и решился на одиночный пикет.
