"Не понимаю, зачем в этом участвовать". Региональные журналисты – о пресс-конференции Путина

Большая пресс-конференция Владимира Путина в этом году прошла в 16-й раз. Впервые она состоялась в столь необычном формате, когда большинство журналистов общались с президентом дистанционно, с помощью телемоста. Сотрудникам региональных СМИ предоставили площадки в столицах федеральных округов. Некоторые из них рассказали о своих впечатлениях от пресс-конференции Сибирь.Реалиям.

Людмиле Кейбол, редактору газеты "Змеиногорский вестник" из Змеиногорска Алтайского края, удалось задать вопрос Путину из новосибирской студии. Она спросила, поставил ли он себе прививку от коронавируса и хватит ли вакцины всем россиянам? Путин на это ответил, что обязательно привьется, но пока до его "возрастной зоны" вакцины не добрались.

– Мы с тремя коллегами из Барнаула приехали в Новосибирск, чтобы посмотреть эфир онлайн и попытаться задать вопросы, – рассказала Людмила. – Выехали рано, спали по большей части, не говорили друг другу, у кого какой вопрос. Я единственная в Алтайском крае, кому в итоге дали слово. Вообще от СФО было мало вопросов, даже обидно. Я считаю, что мало спрашивали о коммунальном хозяйстве, которое у нас достаточное слабое, я имею в виду вопросы модернизации тепло- и водосетей. Это очень важная тема, особенно для маленьких сибирских городов.

Никакие вопросы я заранее не согласовывала, у меня их было несколько. Часть из них я направила в колл-центр. Возможно, получу ответы. Они касались как раз коммунального хозяйства. Перед поездкой на конференцию мы обратились к своим читателям, чтобы собрать вопросы. Получили более сотни разных вариантов, но ни один из них не касался людей в целом. Нельзя ведь спрашивать про Змеиногорск, где проживает всего 10 тысяч человек. Одновременно нам по всем каналам, а у нас хорошо развиты соцсети и мессенджеры, приходил вал спама, что вакцинация погубит нацию, что это ведет к уничтожению человечества и т.д. Я посоветовалась с коллегами и решила спросить, привился ли президент, будучи уверенной, что он ответит утвердительно и это успокоит людей в провинции, ведь к нему здесь относятся с симпатией.

Могу сказать, что ответ на мой вопрос прозвучал где-то на 80%. Хотя, конечно, вторую его часть – как будет выстраиваться процесс вакцинации в Алтайском крае – придется уточнять у регионального Минздрава. До недавнего времени в Змеиногорске был госпиталь, его закрыли, поскольку число заболевших сократилось, больница перешла в обычный режим работы, а ковидных больных увозят в Рубцовск, туда, как и в Барнаул, командированы наши врачи. Вакцинация против коронавируса уже началась, но она идет только в Барнауле, поскольку нужны условия для хранения вакцины, не везде они есть, у нас точно нет. Поэтому я не знаю, когда черед дойдет до Змеиногорска. Последствия пандемии, конечно, остаются важной для региона темой. Часто люди просто не знают, что делать.

Оксана Киселева, журналистка ИА PrimaMedia из Владивостока, задала вопрос про Сергея Фургала – есть ли у Путина "новая информация, которая подтверждает серьезность обвинений" и слышит ли он людей, недовольных решениями властей? На второй вопрос он не ответил.

– Это уже второй раз, когда я была на таком мероприятии. Но если в 2014 году я летала из Петропавловска-Камчатского в Москву, то сейчас все проще – я работаю во Владивостоке. Когда я узнала, что будет другой формат, не будет большой толпы журналистов, мне показалось, что так больше шансов получить слово.

– Вам интересно было слушать вопросы и ответы?

– Я как только увидела Владимира Владимировича, то поняла, что будет интересно. Он был бодрый, готовый к пикировкам, острым вопросам. И я готова была к тому, что это может продлиться больше трех часов. К слову, вопросы коллег были по большей части хорошо сформулированы и лаконичны. В 2014 году я полетела в Москву больше из интереса: посмотреть, как все это выглядит, несколько часов только на проход. Просто как опыт это было интересно, хотя свой вопрос я так и не задала. Но он был не такой продуманный, как в этот раз. Сейчас я шла с вопросом в голове, который мы обсуждали в редакции. Мы подумали, что по поводу ледяного дождя мы уже получили ответы и от Трутнева, и от своих властей. И об этом спрашивать нечего. Пандемия – о ней все говорили. Поэтому, учитывая специфику нашего издания, где люди интересуются политикой и экономикой, мы решили, что объединяющая нас и наши регионы присутствия тема – акции в защиту Фургала.

– Есть мнение, что на пресс-конференции практически не было острых вопросов. Про злоупотребления силовиков, политическую конкуренцию, свободу слова…

– Но мне интересно было и другое. Например, девушка рассказала о спасении людей и попросила наградить спасителей, чтобы губернатор подключился. Если ты видишь человека, достойного награды, то тут профессия обязывает. Были и другие вопросы: по поддержке семей, детей. Концовка тоже очень хорошая – семьям с детьми по 5 тысяч рублей выплатят. Это хороший новогодний подарок. А по остальным вопросам – это же лотерея, может, кто-то и хотел задать такой вопрос, но не дошло право хода. Или они понимают по опыту, что президент уйдет от ответа, и не рассчитывали даже на прямой и острый ответ, как сам вопрос.

– Какие требования были к участникам пресс-конференции?

– Я слышала, что в Ново-Огарево пришлось карантин соблюдать две недели. Но у нас, за 9 тыс. километров, без этого обошлось, и даже без справок на коронавирус. Мы приехали, нам маски раздали, у кого не было, посмотрели сумки, антисептиком обработали руки. И проводили в зал, где стулья расставлены с учетом социальной дистанции.

– Вас удовлетворили ответы, и в частности на ваш вопрос?

– В принципе, да. Он чуть не договорил, ведь у меня еще вопрос был по всем жителям: слышат ли президент и власти мнение людей, которые недовольны их решениями. Он ответил про Фургала – и был содержателен. И даже некоторое расхождение с Трутневым мне по-журналистски понравилось.

– А сами как считаете, слышит ли власть людей? Есть ли свобода слова в приморских СМИ?

– Цензура есть не только в приморских СМИ, но и во многих других. Но мы не боимся острые публикации писать: они были, есть и будут. И на них всегда есть реакция бизнеса или власти.

Главному редактору "Нового Омска" Станиславу Жоглику свой вопрос задать не удалось.

Он четвертый раз участвует в пресс-конференции с президентом и уверяет, что ни разу его не просили согласовывать с кем-либо свой вопрос и не просили его озвучивать. Слово дали ему, впрочем, только один раз – в далеком 2007 году.

– Я думаю, что те, кто должны озвучить определенные вопросы, они и так есть, – говорит Станислав. – Необязательно региональных журналистов в эту игру вовлекать. Тем более в этот раз у Путина пресс-конференция была совмещена с прямой линией, и он сам мог поднять те темы, на которые хотел высказаться. Это было хорошо сделано: никому не пришлось выполнять сомнительную роль человека, подающего президенту "патроны". Он сам прекрасно справился с этой задачей.

Один из вопросов, который хотел озвучить Станислав, касался продления президентских полномочий.

– Я отношусь к пресс-конференции как к драматургии. Я смотрел, в какую сторону склоняется чаша весов. Сначала пошли узкие региональные вопросы. Понятно, что в какой-то момент был перебор с этими вещами, нужно было перейти куда-то в другое русло. Потом прозвучал вопрос про Навального. Позиция президента стала понятна: на эту тему из него больше ничего не вытянешь. Соответственно, тема была закрыта. О международной политике регионам странно спрашивать. Мне казалось, что такой вопрос, если его грамотно сформулировать, поможет как-то развеселить, разрядить ситуацию. Перспектива правления Путина сильно продлена, интересно было узнать, насколько он сам планирует задерживаться, учитывая, что Конституция ему разрешает править 12 лет и еще четыре оставшиеся от этого срока. Но поскольку эта тема была поднята, я его для себя вычеркнул.

Путина ни один вопрос не выбил из колеи. Он не показал никаких негативных эмоций. И даже в какой-то момент сам, наверное, почувствовал, что слишком нейтрален, и на вопросе журналиста BBC про "белых и пушистых" немножко решил поддать эмоций. Мне кажется, он за 20 лет нашел свой формат, и к нему уже не подкопаешься в плане эмоционального поведения. Все ждали, как он прокомментирует расследование про Навального. Естественно, вопрос прозвучал не в такой жесткой формулировке, но прозвучал, и то хорошо.

– Устроил ли вас ответ на него?

– Понятно, что Путин на него не ответил. Он повторил все то, что говорил раньше в похожих ситуациях. Есть заказ давления на Россию, и все, кто этим занимается, – они не очень порядочные люди. Возможно, если бы сам вопрос был более конкретным, то и ответ тоже.

– Почему почти не было острых вопросов?

– Думаю, никакой проблемы задать Путину тот же вопрос про коррупцию нет, для него самого, по крайней мере. Он пятьсот тысяч раз на него отвечал. Испугать этой темой его сложно. Другой вопрос: кто будет об этом спрашивать? Если региональные журналисты, то опять же, надо смотреть кто. Если это те, кто представляет государственные СМИ, то понятно, что они никакого вопроса не зададут. Реакция будет не от Кремля, их просто в регионе местные чиновники замучают потом. Такие вопросы могут задать федеральные журналисты, но у них тоже ограниченное количество своих вопросов.

– Вы чувствуете цензуру в Омской области?

– Скорее в нашем регионе надо говорить о самоцензуре. Поэтому все очень осторожны и аккуратны. Конечно, встречаются и проявления цензуры, но в большей степени, как я могу судить, это все-таки самоцензура. Журналисты получают финансирование сегодня либо через государственные, либо через коммерческие контракты. Бизнес предпочитает дружить с властью. Рекламодателям выгодней сотрудничать со СМИ, которые не занимают острой позиции. Поэтому директор или редактор вынужден постоянно лавировать, смотреть: не обидятся ли на него какие-то холдинги, если его СМИ займет жесткую позицию по той или иной проблеме. Может быть, сейчас чуть больше градус самоцензуры стал. А также те же приглашения, благодарности. Сейчас журналисты более уставшие. Никто ничего особо не ждет от этих пресс-конференций.

Чуть больше года назад популярная ведущая бурятского телеканала АТВ Анна Зуева заявила о своем увольнении, объяснив это тем, что региональные СМИ проигнорировали массовую акцию протеста в Улан-Удэ и ее разгон силовиками. Сейчас у Анны свой канал на YouTube. Участвовать в пресс-конференции она не захотела.

– Я совершенно не считаю этот формат хоть сколько-нибудь любопытным и полезным для меня как для журналиста, потому что я журналист негосударственного медиа и хотела бы задать вопросы более острые, важные, те, которые тревожат и меня лично, и тех людей, с которыми я общаюсь ежедневно, героев моих репортажей на ютьюб-канале. И такие вопросы, разумеется, мне никто не позволит задать президенту, а если я аккредитуюсь и осмелюсь, то это, наверное, будет последним вопросом в моей жизни. Меня бы прямо там, на этой пресс-конференции, и уничтожили бы "Новичком". А если кроме шуток, я не собираюсь участвовать в клоунаде, потому что я убеждена, что все вопросы заранее согласованы, и даже вопрос про Алексея Навального и его отравление тоже, разумеется, был согласован. Власть, наверное, таким образом пыталась показать, что им нечего скрывать, обелить себя, что все это глупости, о которых говорит "этот блогер". Я не понимаю, зачем в этом участвовать.

– Но тем не менее вы смотрели трансляцию, раз видели вопрос про Навального?

– Как зритель я тоже не считаю это интересным. Я бы даже, наверное, не вспомнила о ней, если бы не моя мама, ей 72 года – она мне позвонила. "Сейчас будет Путин выступать, я иду смотреть, ты смотришь?" Мне это было совершенно неинтересно, я не смотрю телевизор и не хотела тратить два часа на то, чтобы посмотреть на мастера отмазок. Мне грустно за мою маму и тех, кто все еще это смотрит. Тем не менее, она оказала на меня влияние, я сдула пыль с телевизора и включила его. Это был момент, когда шла речь о "берлинском пациенте". Я порадовалась своему чутью, что включила в нужный момент, хотя, конечно, предполагала, что ответит Путин. Но услышав его ответ, что "если бы хотели, мы бы отравили, ха-ха, да кому он нужен", поняла, что больше не могу это смотреть и слушать, и выключила. Включила ютьюб-канал "Редакции" и посмотрела прекрасного Алексея Пивоварова, который сделал со своей командой фильм о том, какие изменения произошли у людей, которые участвовали в "Прямой линии с Путиным". В том числе там была Бурятия, семья из поселка Тугнуй Мухоршибирского района. Пятиклассница звонила на прямую линию, просила платье, как у принцессы. Съемочная группа приезжала в Бурятию. Выяснилось, что жизнь семьи никак не изменилась. Как, впрочем, и у всех героев этого фильма. И меня поразило, что мать этой девочки по-прежнему считает, что только Путин, больше никто!

Путин не настроен слушать пререкания, именно поэтому пресс-служба выстроила все так, что пресс-конференция прошла "без сучка и задоринки", то есть без острых вопросов, считает политолог Аббас Галлямов.

– Главное впечатление от пресс-конференции, что это – повторение пройденного. Ничего нового не прозвучало, многие вещи звучали десятки, если не сотни раз. И в исполнении Путина, и в исполнении кремлевской пропагандистской машины. Главный вывод – ничего меняться не будет. Главный месседж – о стабильности, что вопреки нашим многочисленным врагам в России все идет в целом хорошо, лучше, чем в других странах, и лучше, чем было у нас в 90-е. Да, есть некоторые проблемы, но они будут решаться – в основном, денежными вливаниями. Речь о том, что будет что-то реформироваться, меняться механизмы государственного регулирования – ничего об этом не было.

Главная задача, которую решал Путин, отвечая на вопросы о Навальном, – это реабилитация репутации российских спецслужб, которые потерпели сокрушительное поражение. Ведь главная мысль, которую он высказал, была "если бы хотели убить, убили бы". То есть он не пытался доказать нам, что российские спецслужбы работают только в рамках закона, как вы вообще могли подумать, что они будут пытаться кого-то убить? А совершенно четко сказал: "Если бы хотели убить, убили бы, а раз не убили, значит, не хотели, кому он нужен?!" Если судить не с морально-этической, а с политологической точки зрения, понятно, почему он так делает. Сейчас в основе его власти лежит силовой аппарат, ставки на рейтинг уже не делают. Но ведь это позор – когда личные данные "рыцарей плаща и кинжала" стали вдруг известны, а наглая американская журналистка идет в дом к этому рыцарю невидимого фронта и обращает его в бегство – это делегитимизирует полностью, именно в глазах лояльного Путину избирателя. И Путин, чувствуя это, пытается доказать обратное.

– Убедил, как вы думаете?

– Ну, это, наверное, лучшее, что он мог сказать. На 100 процентов это не сработает, поражение есть поражение, и многие его так и восприняли. Но все-таки какой-то аргумент своим сторонникам он дал. Они рады любым аргументам, самым плохоньким.

– При этом на вопрос о том, почему уголовное дело о покушении на Навального не возбуждено, он так и не ответил.

– Не ответил. На многие вопросы – либо не ответил, либо ответил вскользь, либо ответил, но не на них. Претензии в обществе растут, вопросов все больше, отвечать на них все сложнее. Раньше легко было перекладывать ответственность на 90-е, сейчас уже неубедительно, люди в это уже не поверят.

– Как вы оцениваете вопросы, которые в этот раз задавали?

– Мне показалось, что острых неудобных вопросов практически не было. Да, прозвучала фамилия Навального, тема конфликтов с Западом, Донбасс и так далее. То есть были темы вроде как болезненные, но сами формулировки были не очень острыми, журналисты не пытались спорить. Если раньше бывали переругивания, то в этот раз задал вопрос, президент захотел – ответил, не захотел – не ответил. Административная рука Кремля чувствовалась гораздо сильнее. Песков, видимо, чувствует настроение своего патрона, что он не настроен выслушивать пререкания, поэтому и выстроил все так, чтобы без сучка и задоринки прошло. Вопросы, я думаю, в большинстве своем не просто согласовываются, а раздаются.

– Может, и сами журналисты стали еще более осторожными?

– И это тоже. И это относится не только к журналистам. Умеренные становятся еще более умеренными, а радикальные – еще более радикальными. Золотая середина вымывается. Большая часть журналистов, которые подпущены к Путину и могут задать ему вопросы, – системные, лояльные, границы дозволенного знают. А история с Навальным им еще сильнее об этом напомнила. Есть понимание, что не надо заигрываться, Кремль не намерен миндальничать. А те, кого это все злит, – их в эти студии не пускают. У них есть возможность написать что-то в фейсбуке или в ютьюбе в виде комментариев, поставить дизлайк. И там показатели у Кремля совсем не такие блестящие.