Сергей Алексеев и Игорь Волков больше полугода снимали протесты в родном Хабаровске, когда о второй половине 2020-го десятки тысяч жителей выходили на улицы после ареста губернатора Сергея Фургала. У репортеров накопились тысячи снимков, но почти все они остались неопубликованными. Фотографы за свой счет издали альбом "Протестный город Ха 2020". Пробный тираж разошелся в один день, и теперь они заказали второй. О самых ярких фрагментах многомесячных протестов авторы рассказали в интервью Сибирь.Реалии.
– Сергей, как и почему вы начали снимать протест?
– Я видел сообщения: "выходим кормить голубей", но не понял, о чем речь, потому что призыв был нейтральным. И я уехал на день рождения к своему другу в другой город. Когда вернулся на следующий день, зашел на рынок, а там бабушки рассказывают: "Что было! Ломали ограждения! Милиция била людей! Побили столько народу!" Я даже не связал это с арестом Фургала, – рассказывает Сергей Алексеев. – Я к нему отношусь абсолютно нейтрально. Я не заметил разницы, что он был в Хабаровске, что не был – по сравнению с другими губернаторами. Но сам факт, что народ массово вышел на улицы – это было, как раньше майские демонстрации, но никем не организованные, стихийные. Это уже факт исторический. В следующую субботу я, конечно, был на площади и снимал. Нашел там Игоря Волкова. Мы знакомы давно, он настоящий репортер – а это исчезающая профессия, дефицитная. При этом профессиональных фотографов на протестах было мало, СМИ, связанные с властью, их практически не снимали. Я сам инвалид второй группы, мне трудно быстро двигаться, поэтому я на точку – на площадь – приходил заранее и там работал. А Игорь с колонной бегал.
– Я в самый первый день оказался на протесте, – говорит Игорь Волков. – Когда люди узнали, что Сергея Ивановича Фургала арестовали, то как-то спонтанно и быстро жители собрались. Никакой особой координации не было. Обычно, если митинги проходят, то о них стараются сообщить, организаторы повестку придумывают. А тут пост в ватсапе – сначала на 11 часов, потом на 12 перенесли, – и все. Я пришел на площадь пораньше. Власти ее уже заборчиками огородили, людей почти не было. Потом к 12 часам стали хабаровчане подходить, собралось человек 100–200, я подумал, что это хоть что-то, можно поснимать что-то, кроме заборчиков. Но потом толпа стала огромной, и тогда она снесла ограждение и заполнила площадь.
Первый кадр
– Каким был первый запомнившийся кадр?
– Я успел сфотографировать человека, который первым стал рушить ограждение на площади. За ним пошли другие, свалили забор и полностью заняли площадь. Потом митингующие пошли по улице Муравьева-Амурского в сторону Амура. Полиция тогда опешила, конечно, но поделать ничего не могла. В первый день митингующих было 10–20 тысяч. Они прошли по двум главным улицам и вернулись на площадь, где манифестация продолжилась.
Снимок, на который мне приятней всего смотреть, – это люди, которые пришли первыми, и они приветствуют подходящих. Это самое начало. Я пришел на пустую еще площадь, а это первые, кто пришли на площадь. И хлопают они прибывающим.
– А ваш первый запомнившийся кадр, Сергей?
– Мой первый кадр оказался одним из лучших за всю съемку протестов, он знаковый, – вспоминает Сергей Алексеев. – Я только пришел на площадь и увидел человека, который кормит голубей, у него были полные руки птиц. И я его сфотографировал. Оказалось потом, что это в будущем один из знаковых участников протестов Валентин Квашников – по прозвищу Фредди.
– Как появилась идея альбома?
– Уже в первые дни протестов я предложил Игорю что-то сделать вместе из наших снимков, – вспоминает Алексеев. – Материала было полно, и жаль, что это ляжет все в стол. Он говорит: "Выставку?" Игорь, говорю, ты одумайся, какую выставку? Кто разрешит ее сделать здесь? Никто не даст зала, никто не оплатит. Давай, говорю, издадим частным образом фотоальбом, фотокнигу. Первый раз я попробовал собрать альбом через месяц – но было рано. Протесты продолжались, а нужно было дождаться какого-то конца. Или победят одни, или победят другие. Должен быть логический исход. Какой-то финиш есть. Пока не победили ни одни, ни другие, но массовые протесты прекратились, прошел год.
– Может быть, тогда кто-то победил – раз такая ситуация?
– Ситуация сейчас такая: суда над Фургалом еще нет, люди выходят на нескольких точках, но, честно говоря, они уже какой-то смех вызывают. Это согласованные пикеты по десять человек – власти это объясняют коронавирусными мерами. Выборы прошли – можно сказать, что победил Дегтярев.
Игорь Волков признается, что действительно сначала думал о выставке.
– Я собирался выставку делать большую – при благоприятной политической обстановке. Была тут у нас совместная выставка Хабаровского фотографического общества – я туда предложил пять работ именно с протестов. Там была серия про омоновцев – вполне себе ребята с человеческими лицами, а не демонстрантов бьющие. Сначала ОМОН куратор выставки сняла – не любит она омоновцев, нечего им тут висеть, говорит. В экспозицию попало одно фото, на нем девушка с портретом Фургала. Но провисело оно только до открытия. Перед началом выставки снимок сняла директор помещения без всяких объяснений. Мне просто позвонили и сказали, чтобы забрал работу.
– То есть это политическая цензура?
– Конечно, у нас же всем муниципальным, государственным службам вообще запретили упоминать имя Фургала – об этом в местных СМИ даже писали. Дегтярев заявил, чтобы при нем имя это не упоминали. И все эти служащие боятся.
– Как отбирали снимки в фотоальбом?
– Старались отобрать что-то наиболее достойное, не повторяться и выдерживать свою линию – а она у нас нейтральная, – рассказывает Алексеев. – Мы больше старались работать на крупные планы – на выражение лиц, на эмоции. Потому что массовку снимали многие. Мы хотели показать эмоции людей, надрыв даже какой-то.
Хотели показать состав, кто там был – говорят, что это бомжи какие-то были. Нет, это были люди с интеллектом в лице, были рабочие, была молодежь, но она, видно, была часто кем-то организована, конечно. Я человек опытный, я прошел в 1991 году защиту Белого дома – у меня медаль даже есть за это. Я к этому делу – протестам, манифестациям – отношусь с опаской какой-то. У меня мама – ей 92 года – тоже политикой интересуется. Я ей на дом вызвал голосование, так она за врио губернатора Дегтярева проголосовала – молодой, говорит, красивый, что-то делает, все у него впереди. Я на ее мнение не влияю.
– Вас не удивило, что Дегтярев победил на выборах губернатора?
– Нет, я за него давал 90 шансов из 100, – говорит Волков. – У Дегтярева сторонников мало, но сыграло то, что явка была низкая, и ее составляли бюджетники и военнослужащие, которых привозили. Военные вообще тут не живут, им все равно, за кого голосовать. А протестно голосовать было не за кого, потому что у Дегтярева все соперники – спойлеры. Половина из них даже не местные, как Марина Ким – телеведущая из Москвы. А Дегтярева обычные люди, не политизированные, хоть в телевизоре видели. Он перед выборами активно начал "добрые дела" делать – скамейки какие-нибудь устанавливать. И на их фоне смотрелся выигрышно. Ким шла вторым номером на выборах, если бы явка была процентов 60, то у нее был бы шанс победить.
– Что выберут Дегтярева – это ожидаемо, – соглашается Алексеев. – Протестная волна давно пошла на понижение. Протест остался, но все рассосалось по квартирам, по кухням. Был в соцсетях лозунг "За любого, кроме Дегтярева". Но Ким, за которую выступали протестующие, – она здесь человек незнакомый. Пишут, что она была здесь – я ни разу не видел. Может быть, это мое упущение. А про Дегтярева, как моя мама, многие считают, что он что-то делает.
– Как вы издавали альбом, кто-то проявил к нему интерес?
– Я позвонил Игорю, сказал: давай издавать, я нашел издательство в Москве, – вспоминает Алексеев. – Часто спрашивают: почему вы не стали издавать альбом в Хабаровске? Было бы дешевле. Да, возможно, было бы дешевле. Но здесь, повторяю, даже не обращались, потому что уверены – никто бы за это дело не взялся. Рядовые сотрудники, может быть, и согласились "за бутылку", по договоренности отпечатать, но тайком. А вот через руководство, официальное, которое сидит под нынешним губернатором, чтобы его вызвали на ковер и он держал ответ – на это никто не пойдет. А Москва – далеко, там частная типография, и ей на хабаровское начальство плевать. При этом мы не надеялись на какую-то политизацию, издавая альбом. Мы хотели констатацию факта – чисто по-журналистски. Потому что события такого масштаба еще не было, это не может остаться незамеченным.
Потом я обратился в музей истории города Хабаровска, к сотруднице, с которой хорошо знаком, написал ей: "Мы выпустили такой альбом, вас это заинтересует?" Речь не о продаже шла, просто об интересе. Она ответила: "Нет, наше руководство эта тема не интересует. Они к ней относятся негативно". Я в ответ: "Извини, ну, какой же вы тогда музей истории?" После этого мы в музеи не обращались. Мы распространили информацию, что вышел альбом, и сразу получили массу откликов: "Я бы купил за любые деньги", "Это же история". Это те отклики, которые мы хотели бы слышать. Все это останется в истории Хабаровска, все это нельзя забывать. Неважно, как это закончится. Пробный тираж – всего несколько экземпляров, – его разобрали в один день, предлагали любые деньги. Мы нашли своих единомышленников. После пробного мы заказали второй тираж – под собранные деньги за неделю. И этот тираж не последний.
– Что, по-вашему, было в основе протеста? С чего все начиналось?
– Вначале первые ряды среди протестующих занимали люди пожилые и среднего возраста, – говорит Алексеев. – Потом это превратилось, извините за выражение, в тусовку. Был такой момент, что кто-то и покрасоваться приходил. То есть приходили люди в основном одни и те же, крутились перед камерами – перед любыми. Но неслучайно это было такое массовое движение. В его основе лежит простое человеческое чувство – обида. Мы убрали единоросса, который нас "загибал", выбрали своего человека, а вы, нас не спрашивая, его забрали и посадили. Это чисто человеческая обида, и она взыграла над всем. Это был критерий душевного подъема. Кинули хештег #кормимголубей и под ним все пошло. И когда приехал новый губернатор, он сказал: "Я не видел в стране таких раскормленных голубей". Хотя что он видел – в его-то годы.
– Вот это фото я сделал с точки, где в 2018 году снимал Бессмертный полк, – вспоминает Волков. – Тогда казалось, что это было грандиозно, но протест был еще грандиознее. В этих событиях было нечто схожее – чувство общности. Но здесь единство до слез было – я увидел, что люди еще способны объединяться, чтобы сказать: "Нет!" Но при этом я не видел агрессии, злобы. На фото видно, что люди позитивны, они идут – улыбаются, им нравится состояние, когда они вместе. Когда они объединены какой-то большой целью.
– Горожане дольше полгода выходили на шествия и митинги. Ваше отношение к землякам поменялось?
– Да, – отвечает Алексеев. – Вот на днях было открытие дальневосточного театрального фестиваля "Амурская осень", некоторые его мероприятия и в Хабаровске проводили. Я там с людьми общался, говорили и о протестах. Интеллигенция, мне кажется, на 80% приняла все эти манифестации отрицательно: "Я бы туда никогда не пошел", – говорят. Начинаешь объяснять: "Это наша история, наша жизнь. Вы сейчас это не воспринимаете, а как к этому отнесутся ваши дети, внуки через 20–30 лет – может, об этом в учебниках напишут?
– Удивила их реакция?
– Нет, абсолютно. Так сложилось, что Хабаровск – инертный город. Чиновничий город. Он раньше – до революции – назывался городом 40 тысяч портфелей. Здесь располагалось управление полиции дальневосточное, губернаторство. А рядом был портовый город Владивосток – живой, развивающийся – там забастовки, манифестации. В Хабаровске этого не было никогда, чиновничество на протесты не ходит, а также и интеллигенция, которая служит в разных государственных организациях. Захожу в театр, например, а там говорят: "Замучили уже, каждый день ходят, орут, покоя не дают". Вот такие вещи слышал. Кстати, и богема, художники, например, протест не приняли.
В акциях участвовало много пенсионеров, рабочий класс, молодежь. Но интеллигенции было очень мало. Я работаю с писателями, художниками, театрами и видел очень мало знакомых лиц. И по отзывам могу судить – эти знакомые спрашивают: "Зачем альбомы издаете?" Говоришь им про историю, а они: "Наверное, заработать хотите?" Что там заработаешь – мы почти по себестоимости альбом продаем.
Игорь Волков не согласен с коллегой, он считает, что интеллигенция все-таки на протесте была.
– Много было людей среднего класса, с высшим образованием, служащих, предпринимателей. Много моих знакомых ходило – по зову совести. Они считали своим долгом, каждую субботу собирались, часто семьями ходили "кормить голубей".
– Отношение к людям изменилось, и много впечатлений осталось, – говорит Волков. – В первые дни самое яркое впечатление – это чувство единства. Что что-то может объединить народ. Выходило уже до 40 тысяч человек. Это стало как ежедневный праздник какой-то. Потом люди уже устали, потом репрессии начались. Но первые три недели это было очень мощно. У меня кардинально изменился взгляд на власть, на высшее руководство страны. Поддерживал я в свое время Путина, голосовал за него, и взгляды НОДа были мне близки. Но когда тут проигнорировали людей, когда президент не отреагировал на них. 40 тысяч людей, которые спрашивают: "Почему?" И этот вопрос остался без ответа. 40 тысяч голосов ни во что не ставят. Вот такие у меня ощущения. А потом настал момент, когда протестующих стал разгонять ОМОН.
Палатки ставили 10 сентября 2020 года – активисты решили объявить бессрочный протест. Но не все знают, что была еще одна причина жестких действий ОМОНа. Причина раньше появилась – во время шествия произошла стычка между участницами и эшниками. Им там немного "люлей накидали". Насколько я знаю, рядом с колонной шли трое молодых эшников. Какая-то женщина выкрикнула "Эшникам позор!", один ответил что-то. Завязалась перепалка, потом дошло до рукоприкладства. Я к началу опоздал, но видел, как одна из женщин тыкала в эшника древком, он уворачивался и поцарапал себе лицо об кусты. Надо сказать, что участники сами женщину останавливали. А эшник был очень испуган, его трясло сильно – такая толпа могла и затоптать. И это, мне кажется, нарушило хрупкое равновесие. Ведь сначала скандировали "Полиции – спасибо!", а полицейские маски раздавали митингующим. После этого инцидента часа через два на площадь и вышел ОМОН. Кстати, омоновцы в первый день были не злые, скорее пугали, а по сути работу выполняли.
А за людей наших я испытываю гордость и чувство уважения к ним. Сначала они вышли за Сергея Ивановича, а потом писали лозунги уже по всем другим темам. Властям было бы хорошо не отмалчиваться, а обсудить с людьми проблемы, они ведь вышли поговорить о наболевшем.
