Ссылки для упрощенного доступа

"Осколки нас косили, как цыплят". Как активистки спасают солдат из Тувы, отправленных в Украину


8 июля сообщество "Новая Тува" в сети Instagram выступило с требованием немедленно освободить тувинских солдат: они написали рапорт о расторжении контракта, но их не отпустили домой, а посадили под замок. Каждый имеет право отказаться убивать мирных людей – такова позиция создателей сообщества. Они не просто рассказывают правду о войне, а помогают солдатам вернуться из Украины домой. Чтобы не попасть за решетку, активисткам из Тувы пришлось эмигрировать из России. Но и там они продолжают делать все, что могут, чтобы остановить войну, которую считают бессмысленной и преступной. А еще очень переживают за своих родителей, которые остались в Туве, – из-за антивоенной позиции детей к ним уже приходили силовики. Именно поэтому имена героинь мы измеэмиграции мы создали паблик "нили по их просьбе.

В июне девять солдат из тувинской бригады, которые находились в командировке в Киргизии и готовились к отправке в Украину, с помощью активисток смогли досрочно расторгнуть контракты и вернуться обратно в Туву. Одним из них был Дандар (имя изменено).

23 февраля 2022 года после обеда командование отдало нам приказ взять Киев за два дня. Так мы узнали, что объявлена война под названием "специальная военная операция", – рассказывает Дандар. – Первая эмоция после приказа – это неверие: "Что, правда?!" Хотя нас втихую готовили к этому: по приказу командира воинской части мы писали рапорты об увольнении без даты, рапорты с обязательством не сдаваться в плен живыми – если сдадимся, то мы "предатели родины". У всех отобрали шевроны с именами и документы – паспорта и военные билеты. Но, честно говоря, я думал, что это очередной блеф, хотя плохие предчувствия были.

Вторая эмоция – это страх. Страх смерти, он постоянно жил со мной. Наша колонна поехала в Черниговском направлении, мы пересекли границу Украины со стороны Брянской области, через Белоруссию. Наша колонна шла без прикрытия с воздуха, то есть без сопровождения боевых самолетов и вертолетов. Примерно через час или полтора мы попали под обстрел артиллерии, "Байрактаров". В машину, ехавшую впереди, попал снаряд. Нам командир приказал: "Прыгайте и прячьтесь!" Мы в панике бегали, искали укрытие, осколки нас косили, как цыплят. Я упал на землю и видел, как наших разрывало на части, как умирал рядом со мной сослуживец, истекая кровью. Помощи не было: у нас обученных военных медиков нет, помощь оказывать никто не умеет, один фельдшер на всю роту.

Третья эмоция – неприятие. Неприятие всего этого, неверие в реальность происходящего. Неверие в то, что это случилось именно со мной, с нами. Что моего товарища больше нет в живых и меня, быть может, не будет...

После этого первого боя было еще много боев. Мы выживали как могли: нашу роту обеспечения разбомбило так, что у нас не было еды. Чтобы не умереть с голода, иногда приходилось даже бесхозный скот забивать.

Командиры приказывали идти вперед, взять штурмом Чернигов, а мы даже деревни с трудом брали. Нас не учили, как воевать с дронами. Мы даже представления не имели, что есть такая война, где врага не видно, а смерть грозит со всех сторон. И это чувство страха… И мысли в голову лезут: "Кто от кого родину защищает? Мы же вторглись в чужую страну, а не они к нам? У нас одежды нормальной не осталось, а зима ведь. Обуви нет, грязные, голодные. Кто мы? И кто после этого Шойгу? Путин? За кого я воюю, за них? Зачем?"

Я понял, что война – это смерть и страдания, что я лично не хочу этой войны. И я поставил цель вернуться домой живым. Это решение далось мне с трудом: я не мог оставить товарищей, меня мучила совесть. Но и воевать дальше я не мог. Это не трусость, это осознанное решение: в моей жизни больше нет места войне. И когда нас начали выводить из Украины, я на границе написал рапорт об отказе от участия в "спецоперации". Перед строем отказался. Меня загрузили в машину военной полиции, привезли в штаб и начали допрашивать. Грозили тюремным сроком, психушкой, но я настоял на своем. Вернулся в Тыву и написал рапорт об увольнении.

Все это не страшный сон, это реальность. Много наших погибло и будут гибнуть на этой проклятой войне... Самое главное, что я жив. Я переосмыслил многие ценности. Мои дети никогда не будут военными, лучше пусть в монахи пойдут или врачами станут. Я должен объяснить им, что война – это всегда горе... – говорит Дандар.

Он вернулся домой во многом благодаря помощи активистов из "Новой Тувы", которые помогли солдату оформить соответствующие документы.

Аяна: Из их роты около ста человек, тоже тувинцы, отправились в Украину и там сразу же попали в засаду. 14 человек погибли, 20 ранены.

Сенди: Буквально на днях снова погибли ребята наши. Поехали воевать в Украину – и подорвались на мине. Об этом нам рассказали очевидцы – парни, которые служили вместе с ними. Официально об этом нигде не сообщали.

Аяна: Никаких официальных данных о потерях в республике вообще нет. Если в первое время глава Тувы еще иногда публиковал сведения о погибших, то потом перестал. Теперь об этом молчат. Нет в принципе ничего – ни соболезнований, ни торжественного прощания. Наверное, чтобы не привлекать внимания людей к тому, скольких мы теряем. Поэтому нам приходится искать сведения через паблики, через знакомых. То, что нам удается собрать в соцсетях, – единственный источник информации.

Мы публикуем длинные списки погибших, с именами и фамилиями. Мы делаем это, чтобы люди знали правду. На самом деле погибших может быть еще больше – мы просто об этом не знаем.

– Как вы помогаете солдатам вернуться домой?

Сенди: В эмиграции мы создали паблик "Новая Тува" в инстаграме. В нашем антивоенном движении уже 20 активистов из Тувы. Мы убеждаем наших солдат расторгнуть контракт и вернуться к своим семьям, помогаем с оформлением необходимых документов. Рассказываем о погибших тувинцах, собираем сведения о потерях нашего малочисленного народа в этой бессмысленной войне. По нашим подсчетам, число погибших уже приближается к сотне.

– Часто контрактники сами на вас выходят с просьбой помочь?

Сенди: Мы сами на них выходим. Как только кто-то в вайбере или в какой-то группе в соцсети напишет, что хочет оформить отказ, мы сразу на него выходим и говорим, что поможем составить рапорт. Получается, что вылавливаем людей и насильно им помогаем (смеется). Но, конечно, многие и сами пишут нам в инстаграм, их жены пишут, родители.

В последнее время к нам стали много обращаться по поводу пленных. Люди понимают, что мы не можем помочь их вызволить. Они просят узнать, как они там, живы ли, здоровы, что вообще с ними происходит.

– Контрактники чаще всего не понимают, что они могут сами досрочно расторгнуть контракт?

Сенди: Они знают, что имеют такое право. Но на деле все не так просто: иногда у солдат отказываются принять рапорты, не подписывают их. Поэтому они и обращаются к нам за помощью. Мы отправляем им образец рапорта, наш юрист их консультирует, рассказывает, как лучше действовать в данном конкретном случае. Ситуации ведь у всех разные: кто-то находится в России, а кто-то – уже в Украине.

Аяна: Есть очень печальные истории. Сейчас в Украине держат взаперти в казарме 20 ребят из Наро-Фоминска, из Кантемировской дивизии, среди них трое тувинцев. Они написали рапорты о расторжение контрактов, но командир отказался их принять. Тогда они решили вернуться в Россию своим ходом. Взяли попутку, добрались до границы, но их схватили и посадили в комендатуру под замок. Не выпускают никуда, угрожают статьей, говорят, что они предатели. Они подвергаются незаконному давлению и не получают никакой правовой помощи, которая поможет им выйти.

Сенди: Это не единичный случай. Мы сейчас работаем с офицером, который находится в Украине, и ему никуда не дают выехать. Еще под Белгородом есть воинская часть, где тоже сидят под замком семеро тувинцев. Они отказались идти убивать людей в Украине, а их заперли и угрожают. Говорят: либо вы пойдете воевать, либо мы вас посадим. Эту историю нам рассказал тувинский солдат, который сейчас там находится. В усиленном взводе, в котором он изначально служил, было 30 солдат. Сейчас живыми и относительно невредимыми осталось всего семь человек. Сам этот тувинец подорвался на гранате и потерял слух. Необходимую медицинскую помощь ему не оказали. И вообще, командование отнеслось к нему, по его словам, "очень жестоко".

По всей видимости, от командования зависит многое. У ребят, которые были в командировке в Киргизии, все прошло легко, им никто не угрожал.

– Они просто написали рапорт – и поехали домой?

Сенди: Не совсем так. У ребят в Киргизии тоже сначала не приняли рапорт. Сказали, что они в командировке, а рапорт нужно подавать по месту постоянной дислокации части. Тогда они забрали свои паспорта у командиров под тем предлогом, что им нужно отправить посылки домой. Получив паспорта, пошли и купили билеты на самолет, а начальство потом поставили перед фактом. Сказали: мы не хотим воевать, поэтому сейчас вернемся в расположение части в Туве, где проходим службу, и там напишем рапорта. После этого их отпустили, никто им не препятствовал. Так что человеческий фактор тоже играет роль.

– Насколько часто контрактники из Тувы отказываются воевать?

Сенди: На самом деле таких случаев намного больше, чем можно было бы подумать. Мы знаем 150 человек отказников. Некоторым из них мы сами помогали с оформлением рапортов. Они все смогли вернуться в Туву, где их заставили две недели работать в похоронной компании.

– Почему в похоронной? В "воспитательных" целях?

Сенди: Думаю, что нет, просто некому работать. Не хватает рук, чтобы хоронить погибших. Все отказникам, вернувшимся в Туву, говорят: отработайте две недели в похоронной бригаде, пока выйдет и вступит в силу приказ, что вы уволены. Они работают эти две недели и ждут приказа. Никто из ребят не возражает, потому что они поступают по совести – хоронят своих людей. Потом их отпускают.

Аяна: Мой зять отказался отправиться в Украину в самом начале войны и тоже работал в похоронном бюро. Сейчас он уже больше не служит, и все у него нормально, хотя он пошел в армию прежде всего из-за того, что не мог расплатиться по кредитам.

По данным Росстата за 2019 год, уровень бедности (то есть доля населения с доходами ниже прожиточного минимума) в Туве является самым высоким в стране – 34,7% населения. По итогам 2021 года Тува заняла последнюю строчку в списке регионов России по доходам населения.

Тува стала худшим регионом России по качеству жизни в исследовании агентства "Национальные кредитные рейтинги" (НКР) за 2019 год. В нем учитывали климат, обеспечение педагогами и врачами, инфраструктуру и розничную торговлю на душу населения.

В 2021 году уровень безработицы населения Тувы в возрастной группе от 20 до 24 лет составлял 37,1%, от 25 до 29 лет – 20,5%, от 30 до 34 лет – 19,2%. По данным Росстата, в 2021 году Тува находилось на втором месте с конца в рейтинге занятости населения. Больше безработных было только в Ингушетии

– Многие, как ваш зять, пошли служить из-за кредитов?

Аяна: В том числе из-за ипотеки. Понимаете, так сложилось, что у нас в Туве не было хорошей работы. Тува – один из самых депрессивных с экономической точки зрения регионов России, с крайне низким уровнем жизни. У нас высокая безработица при высоком уровне рождаемости. Я знаю ребят с двумя и даже тремя высшими образованиями, которые не могли устроиться на работу с нормальной зарплатой. И когда в республике почти пять лет назад начали создавать 55-ю мотострелковую бригаду, многие решили заключить контракт, потому там предлагали хорошие деньги. Нет смысла работать за 15 тысяч, когда можно получать 35, 50 или даже 60 тысяч рублей – для Тувы это очень приличные деньги. Не было другой альтернативы получать нормальную зарплату и жить нормально, это был единственный социальный лифт. Еще это был единственный способ остаться жить в Туве, а ведь никто не хочет уезжать из дома. Поэтому самые образованные ребята шли служить и заключали контракты.

Сенди: В эту бригаду действительно попали лучшие парни, наша "золотая молодежь". Они ведь не ожидали, что будет война и их отправят убивать людей, не понимали, для чего их готовят. Они служили, брали ипотеку и кредиты, заводили детей… А потом Россия напала на Украину.

В 55-й мотострелковой бригаде около 4 тысяч военнослужащих. Среди них примерно 500 – срочники, поэтому их не могли отправить в Украину, а контрактников отправили. 3,5 тысячи человек сейчас на войне. А ведь есть еще тувинцы в других частях – их очень много в Хабаровске, в Алейске. Мы точно не знаем, сколько там тувинцев, так что 3500 – это минимальная цифра. Для нашего малочисленного народа она огромна.

Аяна: Этот факт замалчивают, но еще у самой границы были ребята, которые отказались заходить в Украину. Их ведь отправили якобы на учения и до последнего момента не говорили, что начнется война. Потом уже, ночью 23 февраля, поставили перед фактом. Многие еще спали, не понимали, что происходит, не смогли сориентироваться. Но были и те, что брали гражданскую одежду и уходили.

– Они никак не пострадали из-за своего отказа?

Аяна: На сегодняшний день по отказникам не возбуждено ни одного уголовного дела. По крайней мере, к нам пострадавшие не обращались. Но люди об этом не знают и почему-то боятся. Поэтому мы и объясняем, что если все грамотно сделать, то ты спокойно пишешь рапорт и возвращаешься домой, отработав 2 недели.

Сенди: К сожалению, многие сами не хотят расторгать контракт. Бывает, что родители просят своих детей отказаться, а сыновья отвечают, что не станут этого делать, потому что поддались пропаганде. А бывают и такие случаи: муж говорит, что хочет отказаться, а жена ему запрещает: "А как же военная ипотека? Как мы будет по ней расплачиваться?" Даже и такие жены есть…

Аяна: Мы уже знаем, как решить этот вопрос с ипотекой. Все можно решить. Нужно лишь больше информировать людей о том, на что они имеют права, и какой выход есть. Ведь, как мне кажется, именно чувство безысходности заставляет человека не думать о том, что он может потерять собственную жизнь. Он продолжает размышлять о том, что будет, если он останется без работы, не сможет расплатиться по ипотеке и т.д., и забывает о главном.

Сенди: Некоторые понимают, что в Украине на самом деле идет война, а никакая не "спецоперация". Они осознают, что там нет никаких биолабораторий, что это не война с НАТО, а война против мирных украинцев. Они всё это понимают, но все равно едут зарабатывать деньги на убийстве других людей. Едут, потому что у них ипотека, кредиты, много детей. У всех в Туве много детей, и чтобы поставить их на ноги, нужны деньги. Поэтому люди уезжают умирать за 4–7 тысяч суточных.

Аяна: Еще причина, почему многие тувинцы не расторгают контракты, – они не хотят кидать своих. Объясняют нам, что нехорошо так поступать: они там воюют, а мы их бросаем. Им стыдно бросить своих друзей. Говорят, что если кого-то из тувинцев ранили на поле боя, то помогут только свои, вытащат оттуда. И трупы своих они сами находят, никто больше этим не занимается. Поэтому многие и не хотят уходить, оставлять друзей.

Сенди: Недавно был такой случай: девушке отправили из Украины фотографию ее парня с комментарием: "Он у нас в плену, убивать его или нет?" Она обратилась в Минобороны РФ, где ей ответили, что все нормально, ваш парень не в плену, жив-здоров, просто не обращайте внимания на сообщения, которые вам присылают. Но она же видит по фотографии, что это именно он, ее парень. Так как все может быть нормально?

Кстати, этого парня забрали в Украину силой. Он был в отпуске, когда началась война, потом написал рапорт о расторжении контракта и вернулся домой. Через три дня пришел в военкомат за каким-то документом, а его схватили и отправили в Украину. Он долго не выходил на связь, а потом его девушке отправили эту фотографию, и она обратилась к нам. На снимке точно он, этот парень, и сейчас мы опрашиваем всех людей, вдруг кто-то что-то о нем знает.

Аяна: Да, бывают такие случаи, когда люди приходят в военкомат – например, получить военный билет, – а их забирают силой, сажают в большой самолет и отправляют в Украину. Тува – маленькая страна, к нам большие самолеты никогда не летали. И теперь эти огромные военные самолеты стали символом горя и беды. Когда они пролетают, все знают – это или наших парней увозят умирать в Украину, или возвращают назад "груз 200".

81 солдат из Тувы погиб в Украине. Такие данные удалось собрать активистам сообщества "Новая Тува" по социальным сетям и мессенджерам.
Тувинский – редкий язык, на котором во всем мире говорит всего 200 тысяч человек. Именно по этой причине, по мнению активистов сообщества "Новая Тува", тувинских солдат отправляют на передовую и используют для связи.
В Туве самый высокий уровень смертности военных на 10 000 мужского населения в возрасте от 18 до 50 лет среди всех регионов России. Для сравнения: в самом конце списка Москва, где количество погибших практически нулевое.

– Зачем вы тратите так много времени и усилий на эту работу?

Сенди: Потому что мы не может оставаться равнодушными к тому, что сейчас происходит, не можем сидеть сложа руки. В Туве каждый день смерти, похороны. У меня племянник тоже погиб на этой войне. На сегодняшний день Тува находится на первом месте по числу погибших на 10 тысяч человек. Из-за имперских амбиций одного нездорового человека не должна умирать наша молодежь.

Аяна: Мы же малочисленный народ, и каждая жертва, каждая смерть откликается нам очень тяжело. Нам важна каждая жизнь, нам больно за каждую потерю. Наших сыновей берут – и бросают в горячие точки просто как мясо. Нам, неравнодушными тувинцам, очень обидно и жалко, что наших ребят так используют за культ Шойгу. Все тувинцы в основном поддались пропаганде. У нас очень доверчивый народ, поэтому подавляющее большинство людей верит чиновникам, верит тому, что слышит по телевизору.

Сенди: Пропаганда в Туве работает так сильно, что все словно зомбированные, все ей поддаются. Поэтому мы и решили бороться с промыванием мозгов и давать альтернативную информацию, рассказывать, что на самом деле не так, а вот так. С этого начали, а потом уже стали помогать отказникам. Кстати, я заметила, что рапорт о расторжении контракта в основном пишут самые образованные парни – те, кто грамотно пишет, грамотно говорит. Они всё понимают, поэтому и пытаются уйти с этой войны.

Аяна: Мы пытаемся бороться за каждого человека. Мы надеемся, что если будет много отказников и некому будет воевать, то война может закончиться. Ведь основная сила – это же люди. И чем меньше людей они смогут отправлять в Украину, тем быстрее настанет мир.

– Ваша работа с отказниками и пленными приносит вам какой-то доход?

Сенди: Мы абсолютно все делаем бесплатно. Все документы помогаем оформить бесплатно, консультации нашего юриста тоже бесплатные. Эта история вообще не про деньги. А для тех, кто захочет объявить нас "иностранными агентами", сразу хочу сказать: никакой поддержки ни от кого мы не получали.

– Ваших единомышленников со временем становится больше?

Аяна: Мне показалось, что где-то начиная с июня в чатах стало меньше тех, кто называет нас предателями. Раньше нас оскорбляли гораздо чаще. А сейчас все неравнодушные люди стали потихонечку собираться в один чат.

Матери начали собирать подписи, чтобы их детей вернули домой. А до этого они поддерживали своих сыновей, говорили, что они защищают нас от Америки. Наверное, отношение стало меняться после того, как многие потеряли родных. Особенно страдают матери. Когда погиб майор полиции Управления Росгвардии по Республике Тыва Владимир Шабалин, сердце его матери не выдержало. Она умерла, получив известие о смерти сына. Их похоронили в один день. Четверо детей остались без отца и бабушки.

Сенди: К сожалению, многие люди боятся открыто выступать против войны, потому что не хотят сесть в тюрьму. В Туве никто из известных людей не решился высказаться против, кроме одного депутата Верховного хурала. Эрес Кара-Сал потребовал лично от Шойгу и Путина прекратить войну.

– Те, кто вернулся из Украины в Туву, рассказывают родным, друзьям, соседям о том, что там происходит на самом деле?

Сенди: Среди наших активистов есть мама одного отказника. Она говорит, что сын полностью замкнулся в себе, ничего не рассказывает даже родным.

Аяна: Первые 2–3 дня после возвращения парни даже не понимают, где находятся. Они боятся громких звуков, если где-то вдалеке прогремит гром – сразу меняются в лице. Брат моей подруги был в Украине и вернулся. Она говорит, что первые три дня он вообще такой зашуганный был, на каждый шорох реагировал. По ночам просыпался и озирался вокруг – не понимал, где он. Ни времени ни осознавал, ни места, приходилось его успокаивать. С тех пор прошло уже три месяца, а он до сих пор молчит, не рассказывает, что там было. И до сих пор не приходит в норму. Вернувшиеся люди – они все с психологическими расстройствами. Психологи с ними не работают, никто им не помогает.

– Как вы думаете, то, что так много тувинцев воюет в Украине, сказывается на отношении к вашему народу в целом? Тувинцев начали воспринимать так же, как "боевых бурят Путина"?

Аяна: Такого отношения, как к бурятам, пока нет. До "убей своего бурята" пока не дошло. Однако есть люди, которые говорят, что пусть все тувинцы умрут. Но в России еще до войны не было какого-то позитивного отношения к тувинцам. Мне кажется, все это прививалось годами. Например, есть стереотип, что любой тувинец все время ходит с ножом. Я в такси сажусь, а мне говорят: "Где твой нож?" Такое отношение было всегда, но мы почему-то предпочитали об этом молчать. А сейчас я поняла, что не стоит замалчивать такие вещи. Нельзя мириться с тем, что мы живем в России, а чувствуем себя людьми второго сорта.

Сенди: Показательно, как к нашим солдатам сейчас относятся на войне. Многих тувинских добровольцев отправляют сначала в Чечню, а уже потом – в Украину. Их бросают в бой из Чечни, а все их победы приписывают чеченцам. Наши парни погибают чаще всех, потому что их не берегут. Чечня своих солдат бережет, а нашими людьми жертвуют.

– Уехав из России, в эмиграции вы наверняка сталкиваетесь с украинцами. Удается найти общий язык с ними?

Сенди: Они с пониманием относятся к тому, что происходит. Они знают, что не все тувинцы убийцы, а не все буряты – боевые. Есть и такие, как мы, с антивоенной позицией, кто стремится рассказать правду о войне. Когда мы были в Стамбуле, то ходили на митинги, которые проводились в поддержку Украины. И все украинцы были только рады, что мы пришли. Для них важно, что стало больше людей, выступающих против этой кровавой бойни.

Аяна: Кстати, никакой русофобии на Западе, о которой так много говорят в России, тоже нет. По крайней мере я с этим пока точно не столкнулась.

– Что должно измениться в России, чтобы вы вернулись?

Сенди: Мы с мужем выехали из России 4 апреля. Когда началась война, решили, что не можем молча наблюдать за тем, что происходит вокруг. Стали писать в соцсетях про погибших солдат, про пленных, про то, что эта бессмысленная бойня никому не нужна. Пытались раскачать народ, чтобы люди требовали прекратить это безумие. Но как только вышел закон "О фейках", за нас сразу взялись.

На тот момент мы находились в России и еще не до конца понимали, насколько это опасно, и продолжали писать о войне, о погибших. Один хороший знакомый позвонил и предупредил, что нас ищут люди из управления "К" (подразделение Министерства внутренних дел России, борющееся с преступлениями в сфере информационных технологий. С.Р.), за что мы ему очень благодарны. Мы собрали вещи, почистили наши телефоны и в 5 утра уехали за рубеж. Сможем вернуться, когда падет этот режим и сменится власть.

Аяна: Мы с мужем уехали в Европу 5 марта. До войны уезжать не собирались. Наоборот, за год до этого вернулись в Туву. Мы давно уже жили в другой стране, но потом решили вернуться на родину, планировали остаться надолго. А после начала войны пришло осознание, что нужно уезжать. Точнее, не уезжать, а эвакуироваться, потому что никакой свободы в России уже не будет, никаких перспектив больше нет. Но Тува – это наша земля, там наши родители, наши братья и сестры. Поэтому мы вернемся снова, как только можно будет наладить жизнь в Туве. Будем пытаться что-то менять к лучшему.

Как расторгнуть контакт. Инструкция от юриста Алексея Табалова, участвующего в работе сообщества "Новая Тува".
Шаг первый.
Если вы в России. Написать и подать под регистрацию своему командиру или в командование своей части рапорт о досрочном расторжении контракта, например, в связи с тем, что у вас возникли антивоенные убеждения. А это является препятствием для военной службы.
В рапорте следует:
  1. Указать причины, по которым вы отказываетесь участвовать в военной спецоперации.
  2. Потребовать до рассмотрения этого рапорта не направлять вас в зону боевых действий.
  3. Потребовать перевести вас в место постоянной дислокации части.
Если вы на территории Украины или на границе с ней в полевом лагере. Рапорт у вас, скорее всего, не примут. В этом случае, если есть возможность, нужно отправить заявление в военную прокуратуру и Министерство обороны РФ о том, что вы подали рапорт, но ваш командир отказался принять его и рассмотреть.
В заявлении вы просите:
  1. Обеспечить реализацию вашего права на досрочное расторжение контракта, обязав ваше командование принять и рассмотреть ваш рапорт.
  2. До рассмотрения рапорта не направлять вас в зону боевых действий для участия в военной спецоперации.
Направить такие заявления можно как по почте, так и через интернет-сайты.
Шаг второй.
Если рапорты у вас не приняли, вам следует сдать оружие, немедленно покинуть свое расположение и вернуться в место своей постоянной дислокации – в ту воинскую часть, из которой вы прибыли. Именно так сделали многие контрактники, которые отказались воевать.
Собирайте вещи и уезжайте на попутных машинах, автобусах, поездах и самолетах. Но помните: чтобы избежать уголовного преследования, вы должны успеть вернуться в свою часть в течение 10 дней.
Шаг третий.
Сразу как вернетесь, вы первым делом подаете под регистрацию рапорт в командование своей части о досрочном расторжении контракта.
На вас составят протокол о совершении грубого дисциплинарного проступка в виде самовольного оставления места службы и отказа участвовать в военной спецоперации. Этот протокол и будет основанием для расторжения с вами контракта и увольнения с военной службы.

...

XS
SM
MD
LG