8 октября в Томске установлена новая табличка проекта "Последний адрес" на доме, где жил расстрелянный в 1938 учитель истории Сергей Тютрюмов. Его обвинили в подготовке восстания против советской власти. Единственным "доказательством" стали "признания" самого Тютрюмова, полученные в подвале следственной тюрьмы томского НКВД, где он рассказывал следователю о том, как готовил восстание.
– Когда дедушку арестовали, была зима, и бабушку с двумя маленькими детьми просто выгнали на улицу, – рассказала на открытии таблички "Последнего адреса" Вера Алмазова, внучка Тютрюмова. – Моей маме было два с половиной года, её сестренке – всего 20 дней. Они оказались на морозе, и люди, жившие в этом доме, спрятали их в сарае и по ночам приносили им еду. Благодаря этому они выжили, и мы с моей сестрой до сих пор благодарны им за их смелость.
В 1937 – начале 1938 года в Западной Сибири более 3 тысяч человек было арестовано по делу об участии в подпольном "Союзе спасения России", которого никогда не существовало в действительности. Этот "Союз" был придуман начальником новосибирского УНКВД С. Мироновым и его товарищами по работе.
17 июня 1937 года Миронов подписал Справку по делу эсеровско-монархического заговора, в которой утверждалось, что "бывшие князья Долгоруков и Волконский, а также бывшие белые генералы Михайлов, Эскин и другие, действуя по заданию Российского общевойскового союза (Париж) и японской разведки, готовили вооруженный переворот и захват власти на территории Западно-Сибирского края".
В основу дела легли показания князя Михаила Михайловича Долгорукова, 46-летнего человека, измученного лагерями и ссылками, в которых он непрерывно находился с 1926 года. Советская власть и её карательные органы довели князя до крайней нищеты, о чем свидетельствуют протокол обыска и пустой бланк изъятых при аресте вещей. По всей видимости, ему было уже все равно, какие показания подписывать. В 1937 году он жил в селе Подгорное (сейчас это Чаинский район Томской области) и 14 июня был арестован начальником Чаинского НКВД.
На допросе Долгоруков "признал", что вместе со штабс-капитаном Пироцким и генералами Михайловым, Эскиным и другими планировал поднять вооруженное восстание по всей Западной Сибири – от Нарыма до Барнаула. Поскольку никакого оружия при обыске не нашлось, князь сообщил следователю (или, наоборот, следователь подсказал ему), что заговорщики собирались захватить запасы оружия в "местных комендатурах и милиции". То есть голыми руками отнять у чекистов винтовки и пулеметы. А затем совершить ряд диверсионных актов "с целью разрушения тыла большевиков".
Получив это сенсационное "признание", начальник Чаинского НКВД потерял к Долгорукому интерес, отправив его в тюрьму города Колпашево, где тот и был расстрелян в декабре 1937 года.
А в Томске и районных центрах начались массовые аресты. В июне арестовали 50 человек, в июле – 405, в октябре – 471, пик этой вакханалии пришелся на декабрь, когда взяли 654 участника "Союза спасения России".
Никогда прежде "органы" не работали с такой "эффективностью". Они уничтожили 14 профессоров томских вузов, 20 епископов РПЦ, отбывавших ссылку в Западной Сибири, 25 городских фотографов, которых обвинили в съемках военных и стратегических объектов. За городом, в расстрельном рву под горой Каштак, каждую ночь убивали людей, незнакомых между собой и не подозревавших о собственной причастности к "контрреволюционному заговору". Среди них – поэт Николай Клюев и философ Густав Шпет.
Клюева казнили в октябре 1937-го (точная дата не известна), Шпета – 16 ноября. К тому времени философ уже два года отбывал ссылку в Сибири и категорически отказался признать свое участие в "кадетско-монархическом заговоре".
Томский следователь, торопившийся выполнить план по уничтожению "заговорщиков", просто подделал подпись Шпета под фальшивым протоколом допроса.
Из фальсифицированных показаний Шпета, ноябрь 1937 года.
"Прошу вывести меня в чистое поле и расстрелять"
В январе 2022 года в Томске на стене деревянного дома по улице Мало-Кирпичной появилась табличка с "Последним адресом": "Здесь жил Андрей Алексеевич Радыгин. Продавец. Родился в 1886 году. Арестован 27.10.1937. Расстрелян 14.11.1937. Реабилитирован в 1959 году".
Продавец Радыгин проходил по одному делу с философом Шпетом, князем Долгоруковым и белыми генералами. В день ареста ему исполнился 51 год, его взяли прямо из-за праздничного стола. Во время единственного допроса он быстро "признался" в том, что является членом контрреволюционной организации "Союз спасения России".
(Ответ) По заданию к.р. организации я усиленно проводил к.р. агитацию среди населения, и это мне было удобно, так как я служил продавцом в магазине. Среди колхозников я говорил, что советская власть вас закабалила в колхозы, что если вы не дураки, то бегите из колхозов, растаскивайте колхозное имущество, все равно коммунисты у вас все отнимут, и вы будете пухнуть с голоду. По заданию Захарова в начале этого года я пробрался в склад магазина и облил керосином находящиеся товары, и они стали непригодными к продаже…"
Из протокола допроса А.А.Радыгина
"Если почитать дело и то, в чем признался дед Андрей, – очевидно, что это сплошной наговор, – рассказал в интервью томской телекомпании ТВ-2 Владимир Родыгин, двоюродный внук репрессированного. – Потому что за четыре дня он признал себя и черносотенцем, и что товар поливал керосином (хотя зачем продавцу, хоть и наемному, портить товар, с которого он живет?), и что цель всей его жизни была – свержение советской власти и убийство коммунистов..."
Впрочем, нарушения логики или моральные соображения сотрудников НКВД не беспокоили. Они делали план и работали очень быстро – расстрельная бригада только успевала вывозить за город приговоренных. Реабилитация их жертв и выяснение обстоятельств их гибели заняли гораздо больше времени – десятилетия.
Томский мемориальный музей "Следственная тюрьма НКВД" уже 31 год работает в подвале, где чекисты допрашивали, пытали и убивали людей. Всё это время директор музея Василий Ханевич и его сотрудники записывают интервью с родственниками репрессированных, которые приезжают в Томск со всей России и из-за границы, привозят документы и фотографии. В том числе и по делу "Союза спасения России".
"Его детям сначала врали, что его увезли куда-то на Дальний Восток, а потом, когда началась реабилитация, оказалось, что деда на другой день [после ареста] расстреляли, – рассказала внучка Зарембы, Надежда Базыляк. – Работал он в колхозе, у него было два брата. Когда его арестовали, братья собрали манатки и скрылись в неизвестном направлении. Мы до сих не знаем, где они, куда уехали. А моего отца, он был самым младшим из восьми детей, после ареста Бориса Николаевича выгнали из школы. Сказали: твой отец враг народа, нечего тебе учиться, иди работай на полях. Вот он и работал с третьего класса".
"Бабушка ждала его все эти годы, – рассказывает внучка Петкера, Мета Дехерт из села Вамбалы. – Но, конечно, он не вернулся, и ни одного письма от него не было".
"15 декабря 1937 года ночью отца арестовали органы НКВД, а 8 января 1938 года по постановлению тройки УНКВД расстреляли. В декабре 1937 или в январе 1938 была опубликована статья в газете "Советская Сибирь" о врагах народа, в том числе упомянута фамилия моего отца. После этого все показывали на меня и моих братьев пальцем, мол, вы – дети врага. Отец мой был революционер, был награжден огнестрельным именным оружием с выдачей грамоты Реввоенсовета. И, конечно, никогда не был врагом народа. А был прямой участник преобразований идей революции".
Из письма сына П.Ф. Арефьева в газету "Красное знамя".
"15 декабря 1937 года в селе Кожевниково был арестован якобы член "кожевниковской ячейки Союза спасения России" – некий Ногтев. Он был в дружеских отношениях с Андриксоном, – рассказывает правнук репрессированного Дмитрий Липухин, изучавший дело Андриксона в архиве ФСБ. – Ногтев дал показания о том, что в селе Уртам Кожевниковского района существует ячейка контрреволюционной организации, целью которой является оказание помощи японской армии в случае её нападения на СССР. Хотя где Уртам и где Япония? Тем не менее было возбуждено дело о террористической организации на 11 человек. Им также вменялось "распространение панических слухов о скором нападении Германии".
17 декабря он арестован в Кожевниково и допрошен. Я так понимаю, что это был единственный допрос, потому что он написан от руки. Следующий допрос, уже в Томске, датирован 22 декабря, но подписи там нет, допрос отпечатан на машинке и слово в слово повторяет кожевниковский допрос.
Далее идут "чистосердечные" признания обвиняемых. Все называют себя "японскими агентами". В частности, Андриксон как землемер должен был составить план "Уртамского укрепрайона" в случае нападения японцев. 27 декабря всех приговорили к расстрелу и 8 января привели приговор в исполнение".
"Всё очень быстро произошло, – рассказала внучка Юркина Наталья Дворецкая. – 27 января 1938 года дедушка был арестован, а через две недели его уже расстреляли. Но это держалось в секрете. Моей бабушке письмо приходило в пятидесятых годах, что он умер в лагере от туберкулеза, и только в девяностых выяснилось, как было на самом деле".
"Отец мой Крюков Иван Никитович был арестован и домой не вернулся. Их не судили, морили голодом два месяца, а потом почти мертвых в яму затолкали и бульдозером закопали. После войны нам сообщили, что он был не виновен", – написал его сын Владимир Крюков.
"После ареста деда моя бабушка осталась без средств к существованию с тремя детьми. Они жили в деревне Кожевниково, и никто не хотел брать бабушку на работу как жену "врага народа". Отчаявшись, она написала заявление в НКВД: "Прошу вывести меня в чистое поле и расстрелять. Жить не на что". На следующий день пришел "оттуда" человек и сказал: иди, устраивайся на работу", – вспоминает Галина Ефремова, внучка Назара Буткова.
"Среди арестованных она увидела мужа, его лицо было опухшее, избитое. Увидев её, он бросил тулуп – была зима. Зачем?! – крикнула она. А просто он уже знал, что тулуп ему больше не понадобится. После этого бабушка тоже стала "врагом народа". Как ей было тяжело: в старости она жила на пенсию 11 рублей! Всю жизнь где-то ютилась, но сумела вырастить детей и дать им образование. А мужу своему она хранила верность и замуж больше не вышла. В 89 лет получила справку о реабилитации мужа – это было в 1987 году. Бабушка так плакала. Только из этой справки она узнала, что его расстреляли через две недели после ареста. А она все эти годы его ждала", – рассказала внучка Терещенко, Ирина Прусова.
Из 3107 арестованных по делу "Союза спасения России" 2801 человек был расстрелян. Для того чтобы понять масштаб репрессий, достаточно знать, что все население Томска в 1937 году составляло 134 тысячи жителей.
