Помимо "зарплат" мобилизованным и контрактникам российские власти обещали гарантированные выплаты за ранения – по три миллиона рублей. Однако далеко не всем раненым удается получить эти деньги фактически. Собеседники Сибирь.Реалии рассказывают о том, как они пытаются добиться обещанных компенсаций от государства.
"Раны есть, осколки есть, а денег нет"
Андрей Савельев (имя собеседника по его просьбе изменено) рассказывает, что отправился добровольцем на войну в августе 2022 года и спустя два месяца получил множественные осколочные ранения. "По глупости", – говорит сам Андрей, но в разговоре выясняется, что из-за дефицита техники.
– Рации не работали, связи практически не было. Это смешно, но "свой" или "чужой" часто выясняли криком или по повязкам на рукавах, – вспоминает Андрей. – Нас свои же в итоге приняли за ВСУ и "дали" из гранатомета – БТР "в клочья", а они продолжают нас обстреливать. Отступать некуда, меня и ранили. Несколько осколков попали в обе ноги.
Военный говорит, что поначалу не беспокоился: раны нетяжелые, на время лечения будут 410 тысяч рублей, выплаченные за два месяца службы. Позже, во время восстановления, он планировал жить на выплаты за ранение. В итоге ему недоплатили часть "зарплаты" (перевели 325 тысяч, при этом 25 тысяч Андрей потратил на обмундирование), а за ранение отказались платить вообще.
– Но в полевом госпитале рана загноилась, меня перевели в отделение гнойной хирургии. Пока лечился, не спеша, собирал справки, потом ждал выписной эпикриз из госпиталя. Но уже в военкомате, куда пришел подтвердить свой статус ветерана, встретил кучу других добровольцев – некоторые еще с мая не получили подтверждение, что воевали в зоне СВО. В итоге раны есть, осколки есть, а денег нет.
Андрей заявил в военную прокуратуру, в Следственный комитет, в том числе написал письмо его главе Александру Бастрыкину. Даже жаловался в приемную президенту РФ Владимиру Путину.
– Сначала подключилась прокуратура. Вместе с прокурором ездили в тот полевой госпиталь, чтобы они дали справку о ранении, по которой очевидно, что это произошло в бою. А они говорят, что добровольцам могут выдать только с диагнозом, без уточнения, где получено ранение, мол, мы не кадровые военные, нам не положено. Потом и прокуратура присылает письмо, что, дескать, установить степень тяжести увечья может только военная комиссия. Но добровольцам по закону эта комиссия не положена! На мое возмущение прокурор заявил: "В принятии мер прокурорского реагирования необходимости нет". В общем, от их "помощи" результата тоже ноль, – говорит Андрей. – Мы для них просто мясо с осколками.
Бывший доброволец возвращаться на войну больше не намерен.
– Если представить, что я там погибну, что совсем не удивительно будет, я представляю, как моим родственникам придется выбивать "гробовые". И не факт, что удастся. Государство только говорит, что "своих не бросает" – еще как бросает, убедился на своей шкуре. Я даже толком не знаю, зачем в первый-то раз поехал. Есть и другие способы заработать. Наверное, поверил в то, что "родине нужна помощь". Сейчас я в этом совсем не уверен, – признается Андрей.
Другой собеседник из Приморья – Николай, потомственный военный, был отправлен в Украину в рамках контракта, заключенного еще до войны.
– Осенью у меня была контузия, голова постоянно болит, звон в ушах. Я даже не понял, что это контузия, потому что жаловаться на это, когда кругом люди гибнут, странно. Через месяц у меня была запланированная поездка домой, отпустили, в том числе потому что я себя явно "не так вел". Позже сослуживцы сказали, что сразу заметили, что я стал "какой-то странный", но то, что тиком, дезориентацией в пространстве, головокружением и постоянными болями в голове проявляется контузия, они сами не понимали. Мне объяснил местный врач во Владивостоке, когда я уже на стенку полез от этого. Сказал, нужно длительное лечение, назад нельзя. Но командир пригрозил мне "волчьим билетом", если я не вернусь обратно. Типа если разорву контракт, больше нигде не устроюсь. А я больше ничего делать и не умею – у меня дед служил, отец, и я пошел, – говорит Николай.
По словам Николая, он пытался получить выплаты за контузию, но в военкомате Владивостока ему заявили, что без справки от врача полевого госпиталя, в который его должны были определить сразу после контузии, это невозможно.
– А в каком полевом госпитале я лежал-то? По мнению командира, я не контужен, если на ногах стою. Ну, подумаешь, слуховые галлюцинации, ноги заплетаются, в обмороки грохаюсь и приказы не слышу – крови же нет? В ближайшем луганском [госпитале] отказались что-либо выдавать: типа ты у нас не лежал, есть слуховая травма, ментальные проблемы, но сейчас нельзя констатировать, что контузия произошла именно во время боя, на войне то есть. Ага, это я на гражданке под минометный обстрел попал, – говорит Николай. – Я вернулся, получается, на верную смерть, потому что временами я реально не понимаю, где нахожусь, что вокруг происходит. Сослуживцы шарахаются, стараются держаться подальше, относятся как к умалишенному. И их понять можно, сам не знаю, что привидится завтра, что вытворю.
"Физрастворчик – и иди служи"
Военный адвокат, администратор сообщества "Военный омбудсмен" Максим Гребенюк постоянно получает десятки обращений от раненых военных всех категорий: контрактников, добровольцев, мобилизованных – все они жалуются на то, что государство отказало им в выплатах.
По его данным, "лидируют" среди регионов, откуда поступают подобные жалобы, Кавказ и Дальний Восток.
– Число обращений серьезно увеличилось за последний месяц. Сейчас я получаю порядка 20–30 в день, из них до конкретных консультаций доходит 5–10. Это не считая онлайн-консультаций и просто переписок – таких в разы больше. Если вопрос несложный, я стараюсь по возможности консультировать бесплатно, – говорит адвокат. – Жалобы на невыплаты компенсаций за ранения, контузии и травмы сейчас на первом месте. Чаще всего у них нет нужных медицинских документов, поэтому одна дорога – в суд. Через суд и медэкспертизу приходится доказывать, что диагноз какой-то был, травма была получена именно "на спецоперации".
Определить точно долю успешных дел по таким жалобам адвокат не берется, но признается – меньше половины.
"Только что вышел из суда. На видеоконференцсвязи начальник госпиталя, которая раньше и знать не хотела моего доверителя и говорила, что никакой справки ему не выдаст – была сама доброта и радушие. И справка на выплату оказывается еще в прошлую среду ушла от нее в часть. А до этого почти два месяца все как-то не шла справка. Удивительное совпадение, не правда ли? – иронизирует в своем сообществе "Военный омбудсмен" Максим Гребенюк. – Теперь пишу рапорт на выплату президентских за военного (доверенность есть от него) и отправляю сам командиру. Привлекли теперь соответчиком и его".
Под постом десятки комментариев, в том числе от раненых военных, которые жалуются на невыплаты.
"Тоже уже больше месяца жду справку", – пишет Тим Янов и спрашивает: "Зависит ли сумма от степени тяжести ранения (легкое или тяжелое увечие) или она установлена указом?"
Опытные в выбивании выплат ему тут же отвечают: "Да, зависит, но разница очень мала. Я к тому, что кто-то без конечности, а кого-то по касательной в мягкие ткани. 3,07 (млн) за легкое и 3,296 за тяжелое. По крайней мере, так было до недавних пор".
"Тяжелое увечие у меня. Переломаны ноги и многочисленные оскольчатые поражения обеих голеней, – пишет Тим Янов. – В общем, уже второй месяц на инвалидной коляске. Справку о состоянии степени тяжести точно хрен дождешься. Парни, не дожидаясь ее, обратно уезжают после ранения. Мне тоже не дали на месте".
Следом Сулейман Сулейманов пишет о том, что у него, как и у Александра, "поздно" выявленная контузия.
"У меня двухсторонняя тугоухость. Военно-врачебную комиссию прошел. "В" категория. Истинную причину боли узнал, когда в отпуске МРТ головы прошел. По линии невролога. Но уже поздно было [для констатации контузии]. Когда у ЛОРа просил на МРТ направить, он сказал: "Невролог должен направлять. Не по моей линии МРТ головы". В итоге в частной клинике прошел, семь тысяч отдав", – пишет мобилизованный.
"Без выплат за ранение и военной пенсии"
До того как начать вести паблик "Военный омбудсмен", Гребенюк служил в бригаде морской пехоты Северного флота.
– Сначала врачом, потом получил высшее юридическое образование заочно. Командир той же бригады позвал меня к себе помощником по правовой работе. Я начал помогать военным бригады, подавал за них иски, когда их права нарушались. Потом меня сократили, и я перешел в военную прокуратуру. Десять лет прослужил там, тоже в сфере помощи военнослужащим. Паблик создал, еще будучи помощником военного прокурора, но сначала я админил анонимно и консультировал военных на общественных началах, – говорит Гребенюк. – В январе 2021 года, когда были массовые протесты, уволился из прокуратуры. После отравления и ареста Навального уже не смог работать в правоохранительных органах. Если ранее я еще надеялся, что систему можно поменять изнутри, эффективнее помогать людям, то здесь понял – нет, она [система] скорее тебя самого переварит или выбросит. Я сдал экзамен на адвоката в Приморском крае. Сейчас с семьей живу в Москве и работаю тут же, специализируюсь на военных делах.
Я считаю, что туда [в Украину] не надо отправлять российских солдат. Это мое личное мнение. Я был на границе с Украиной в 2014 году в командировке, еще будучи помощником прокурора. Я видел, как создавались ЛНР и ДНР, поэтому поводы для начала войны мне кажутся абсолютно искусственными. Но это мое личное мнение. Никого ни к чему не призываю.
Чаще всего я занимаюсь исками как раз тех, кто отказался участвовать в СВО. Но как военный адвокат не могу не помочь и тем военным, кто выполнил приказ и поехал туда. Помимо раненых, часто обращаются те, кто получил контузии. Их чуть-чуть подлечили, физрастворчика дали и говорят снова ехать воевать. Они отказываются, просят их полечить для начала, а им говорят: "Нет, ты чего-то недопонял, Родина в опасности, иди служи". Им я тоже помогаю, мы будем через суд бороться за то, чтобы им сначала оказали надлежащую медицинскую помощь.
– Надо опровергнуть в суде решение медиков не фиксировать контузию как травму?
– Дело в том, что там есть клинические рекомендации по определению сотрясения головного мозга, как оно устанавливается. В течение трех дней, 72 часов, должен человек обратиться, что у него была травма, должен невролог или нейрохирург посмотреть в обязательном порядке. Если эта формальная процедура не выполнена, то есть не показали нейрохирургу или неврологу, то потом подтвердить ее уже по каким-то анамнезам или по каким-то синдромам невозможно. Об этом говорят и судмедэксперты, и суды.
А на передовой очень сложно найти нейрохирурга или невролога. Те, кто получил контузию, всю жизнь после мучаются постконтузиозными проявлениями, но не могут получить выплаты, потому что черепно-мозговая травма не зафиксирована (если нет никаких внешних повреждений). В этом проблема основная.
– Бывает, что военным просто запрещают поехать в тыл, чтобы зафиксировать у нейрохирурга эту травму?
– Врачи в основном находятся далеко в тылу. Ближайшие – белгородский госпиталь, ростовский госпиталь, воронежский. Долго не отправляют, пропускают срок.
Там обстановка такая, потери такие, слишком много раненых. В итоге они не могут эвакуировать даже серьезно раненых людей, а тут человека просто оглушило, потерял сознание, поблевал, встал, оклемался, вроде все – давай в строй, дальше воюй. Военная "целесообразность", людей просто не хватает. Из-за того, что его пошатало немножко, никто не повезет в тыл – вот в этом проблема.
Бывают, когда в результате удара взрывной волны меняется давление и звук очень громкий, происходит травма слухового нерва – это тоже трудно зафиксировать. У нас получается через суд и независимое исследование доказать, что травма была.
Например, есть дело одного военного из Уссурийска, он вытаскивал раненого товарища, сослуживца, из-под огня, даже Орден мужества за это получил. Когда он его вытаскивал, потянул себе сухожилие, разгибатель запястья. Ему поставили неверный диагноз – сказали: это просто защемление нерва в шейном отделе, невропатия, вызванная остеохондрозом, поэтому у тебя так болит сухожилие. По этому поводу мы проиграли первый суд, будем идти в апелляцию. Свидетели пока не помогли: тащил раненого, никто не отрицает. Но врачи заявляют: мы считаем, что у него нерв шалит в руке, остеохондроз – это заболевание, не контузия.
Надо доказать, что именно в результате спасения раненого произошло повреждение сухожилия, но у него нет никаких первичных документов, которые должны были быть сразу оформлены.
Травма, ранение, контузия, увечья – все это производное внешнего воздействия, за которое ему должны заплатить 3 миллиона рублей. А ему ставят заболевание – за него, даже полученное на войне, не положены выплаты.
– Есть такая тенденция, что медики просто намеренно диагностируют заболевание, а не травму?
– Нет такого, чтобы прямо умышленно это делали, в основном в результате каких-то недочетов, большой загруженности, либо нет нужных медицинских документов. В этом сложность, на передовой трудно все эти документы военному вовремя оформить.
– В зоне боевых действий у многих начинаются или обостряются заболевания, в том числе хронические. За них выплаты тоже не положены?
– Нет, за полученные там даже хронические заболевания не заплатят: ты лечись, а платить большие деньги, которые гарантировал президент, нет.
Травма, ранения, контузия, увечья – за это из федерального бюджета должны три миллиона рублей платить, если гибель – пять миллионов плюс страховые выплаты. Если травма, ранение подходит под перечень увечий, контузий, которые являются страховыми случаями, то дополнительно выплачивается за легкое ранение 70 тысяч рублей, за тяжелое – 350 тысяч рублей. Плюс губернаторские, если попадает в этот перечень, там еще в некоторых субъектах платят от полумиллиона до миллиона дополнительно, но это не во всех регионах.
– Что ваши подопечные говорят о войне?
– Некоторые до сих пор убеждены, что сражаются там "с нацизмом". Не могу сказать, что все, кто вернулся с войны, считают, что [воевали] зря. Есть даже те, кто хотят вернуться туда, – они хотят получить обещанные им выплаты и воевать дальше. Но таких все же меньшинство.
Большинство признает, что местные [жители Украины] не рады их видеть там. Еще говорят, что им говорили, мол, там "нацики". А против них воюет полноценная армия. То есть они понимают, что все не совсем так, как им говорили.
Власти России заблокировали наш сайт. Чтобы продолжить читать публикации Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш телеграм-канал.
