В начале ноября власти Забайкальского края заявили о завершении ремонта дома культуры в селе Усть-Ималка, более всего пострадавшем во время апрельских пожаров в Забайкалье. Но для кого обновляли дом культуры – большой вопрос: жителей в селе почти не осталось.
В апреле этого года в Забайкальcкий край пришли страшные пожары. От огня пострадали около 20 населенных пунктов, сгорели 111 домов, имущества лишились более 500 жителей региона. Село Усть-Ималка в том пожаре сгорело почти полностью. Местный дом культуры, одно из более-менее уцелевших строений, выглядел тогда так.
По региональной программе "Культурная среда" на ремонт ДК выделили 8 млн рублей. Эти деньги, как выясняется, были заложены в бюджете еще в прошлом году, то есть до весеннего пожара. Теперь вот средства освоили.
– Сейчас в Усть-Ималке живут всего 11 человек. Эти люди получили сертификаты на жилье в других населенных пунктах, но пока остаются в родном селе. Очевидно, что возрождение Усть-Ималки в нынешнем виде невозможно, – говорит Ольга Бородина, глава администрации Ононского района.
Для кого же тогда отстроен новый дом культуры, не вполне ясно даже самим жителям, пока еще остающимся в поселке.
– Сейчас в селе люди остаются в шести или семи домах, в основном пожилые, – говорит староста села Валентина Бартанова. – Я сама здесь до середины декабря, а потом перееду в райцентр. Для меня это решение как острый нож: я в Усть-Ималке всю жизнь прожила. Но что делать: трудно тут сейчас, тем более зимой. А у меня уже возраст. Государство нам с жильем хорошо помогло – но все уехали по другим населенным пунктам. Повторения пожаров все боимся. А насчет клуба... Ну, может, кто-то весной в село вернется, решит отстроиться за свой счет.
– Людей в селе немного, но рядом находится 13 чабанских стоянок, все праздники и мероприятия проводятся здесь, около 60 человек всегда собирается, летом ко всем приезжают внуки, проводят здесь время. Клуб этот очень важен и нужен нам, помимо этого здесь базируется выездное отделение Почты России, – говорят местные чиновники.
"Ветер дунул – связи нет"
Госинспектор Даурского заповедника Батор Рыгзынов сейчас как раз и живет на чабанской стоянке – дом в Усть-Ималке, где жила его семья, сгорел дотла.
19 апреля первый огненный "удар" пришелся именно на заповедник – он находится вблизи монгольской границы. О том, что в Монголии действует степной пожар, в заповеднике знали, отслеживали его со спутника. Именно поэтому госинспектор Рыгзынов утром того дня срочно отправился в составе группы патрулировать степи вдоль границы с Монголией.
– Нас было десять человек. Ездили на трех машинах, две из них с пожарными комплексами. Видимость нулевая, все в дыму. И невозможно было понять, откуда огонь выскочит. Из связи – только рация, – вспоминает Батор.
Люди занимались своими делами, о пожаре их никто не предупредил
Отсутствие устойчивой связи сыграло роковую роль в тот день, говорит он.
– У нас в Усть-Ималке люди про пожар вообще не знали. И с района их никто даже не предупредил! Все своими делами занимались. У нас ведь как: чуть ветер дунул – свет погас, через двадцать минут пропадает связь, "мегафонная" вышка садится быстро. Да и в райцентре, Нижнем Цасучее, связь постоянно "скачет". Так что в тот день люди остались в "информационном вакууме". А ветер был больше тридцати метров в секунду, – говорит Батор.
Село Усть-Ималка выгорело почти полностью: из 63 расположенных здесь домов огонь уничтожил больше тридцати.
В день, когда разыгрался пожар, в Усть-Ималке находились 53 человека. Жителей эвакуировали автобусами в соседнее село, Красную Ималку. Люди остались в чем были, без кола и двора.
"Земля горела"
Степной пожар пересек границу с севера, группа инспекторов находилась южнее:
– Нам об этом сообщили. Но огонь мы "взять" не могли из-за сильного ветра. По северной кромке он пошел на Красную Ималку. Прошли за ним километров пятнадцать. И мы бы догнали его, но в одну секунду ветер развернулся. Огонь пошел на мое село. Тут и по рации сообщили: "Угроза Усть-Ималке".
Степные дороги превратились в экстремальную трассу. Дымом заволокло все так, что водитель выхватывал на секунду лишь направление и двигался на ощупь на первой скорости.
– Мы плутали. Боялись попасть куда-то, столкнуться с кем-то. Там еще речка Ималка есть. Много старых русел, страшно было в них слететь.
Доехали до Усть-Ималки только минут через сорок. Проезжая по селу и увидели полыхающий дом инспектора Батора Рыгзынова на улице Молодежной.
Страна у нас огромная, а элементарную опашку сделать не могут
Машина затормозила у дома лишь на секунду – выйти было невозможно из-за жара и летящих искр.
– Там тушить смысла не было. В такой ветер это бесполезно. После этого пожара даже огарков травы не осталось, земля горела, – вспоминает Батор. – Я проработал в заповеднике 18 лет, но такого не видел. Пожары, они ведь всегда были, и сутками, бывало, их тушили. Получается, что полжизни я тушил пожары в степи, а свой дом потерял.
К счастью, в тот день его семьи не было в деревне. Дочки Баясан и Димит – в детском саду в соседнем селе Кулусутай (в Усть-Ималке садика нет), жена Батора тоже отлучилась. Оставшись в селе, он помогал отбивать еще уцелевшие дома.
– Когда пожарные приехали, спасать было уже нечего. У меня сгорело все: дом, постройки, хозяйство, техника. Хорошо, что основные документы были с собой. Но сгорели аттестат, диплом горного техникума, военный билет, загранпаспорт. Ночь мы дежурили, утром немного удалось поспать. Жена с детьми к тому времени были у тещи в Кулусутае.
Дом в Усть-Ималке сгорел еще у одного инспектора Даурского заповедника, Аюши Дабаева.
Дома и имущество не спасали – искали людей
– Мы вместе тушили пожар, в одной машине с Батором были. Когда в Усть-Ималку приехали, мой дом еще был цел. Мы не стали ничего тушить или имущество спасать – искали людей. В деревне же много пожилых, – рассказывает Аюша Дабаев. – Выводили их из домов, искали повсюду. Я маму свою искал, оказалось, что она у соседей была: у них дом каменный, в нем все были. Потом, когда мы всю деревню объехали, мой дом уже горел.
В таком же положении оказался и инспектор Даурского заповедника Дмитрий Цыденжапов, житель села Лаха.
– От чабанской стоянки осталась только баня. Стоянка колхозная, но оформлена была на мою супругу. На ней мы держали баранов-производителей. Мои телята там сгорели, бараны вместе с ягнятами, свиньи, курицы. Я в тот момент отбивал от огня свое село, – вспоминает Дмитрий. – Ветер был сильный, света в деревне не было. Мы поехали на стоянку, там у меня солнечные батареи. Думали, что воду накачаем. Приехали, а стоянки нет... В тот день три стоянки сгорело, но село мы частично хотя бы отстояли.
Как считает Батор Рыгзынов, пожар мог быть и не столь разрушительным.
– Я вот теперь думаю: монголы свою границу постоянно опахивают, а у нас вроде бы страна большая, а границу элементарно опахать не могут. Был пожар дня за три до этого, так он уперся в монгольскую опашку и снова ушел вглубь Монголии, – говорит Батор. – И мне кажется, что это тот самый пожар и был, а 19 апреля его просто заново раздуло. Может, опашка и помогла бы. Две опашки лучше держат огонь, чем одна. В сильный ветер от огня это совсем уж не убережет, но толк все равно есть: хотя бы время сориентироваться у людей будет.
Неучтенные домочадцы
Утром в Усть-Ималку приехали чиновники из краевого правительства. Осматривали пепелища, прикидывали размеры ущерба. Погорельцам пообещали решить проблему с жильем до середины октября. Региональные власти заявили о выделении пострадавшим от пожаров 450 млн рублей на покупку и строительство жилья, обещали людям бесплатную землю под их новые дома. Отчитались чиновники и о том, что каждый, у кого полностью сгорело имущество, получил по 100 тысяч рублей, а те, у кого оно утрачено частично, – по 50 тысяч.
Есть те, кто обещанное получил. Аюше Дабаеву и его маме дали один на двоих сертификат, они купили квартиру в Чите. Заново отстроил стоянку и Дмитрий Цыденжапов, к властям у него претензий нет.
Жены и детей в Усть-Ималке вроде как и не было никогда
А вот инспектору Батору Рыгзынову не повезло. Он с семьей жил в доме родителей. Батору пришлось долго, с привлечением свидетелей доказывать, что он действительно жил в сгоревшей Усть-Ималке. А его жене и детям, как выяснилось, никакие компенсации вообще не полагаются.
– Я после пожара уехал на мамину чабанскую стоянку. Так там и живу. Сертификат на квартиру мне выдали. Но на меня одного, без учета семьи – на совсем небольшую однокомнатную квартиру, с семьей там жить невозможно, – рассказывает Батор. – Долго вся эта волокита тянулась: ездили, судились. Я же официально не был собственником дома – он родительский. А жена и дети вообще прописаны у тещи в Кулусутае, чтобы была возможность в садик там ходить, у нас-то детсада нет. Сейчас, получается, моих в Усть-Ималке вроде как и вовсе не было
Компенсацию, 110 тысяч, Батор тоже получил только на себя. Детей и супругу, которые якобы жили в другой деревне, суд не учел.
На чабанской стоянке, где теперь живет Батор, в том пожаре уцелели лишь дом и баня. И это похоже на чудо, ведь уничтожены были все постройки, заживо горели овцы, телята, коровы.
– Сейчас мать уже получила компенсацию за хозяйство, мы построили капитальные строения для животных. Осталось их заново развести, – говорит Батор.
Сама Усть-Ималка пустует. Лишь единицы из тех, кто в ней жил, собираются заново отстраивать дома в родном селе: люди перебираются поближе к цивилизации.
– Пока никто там не строит. Это ведь сколько надо денег, чтобы построить дом? Тяжело, – рассуждает Батор. – Сначала как-то ничего понятно не было, а потом за чем ни кинься – того нет и другого нет. Ни болтика, ни гаечки, ни других элементарных вещей.
Батор Рыгзынов говорит: продержаться в тяжелой ситуации ему помогли друзья, коллеги и даже совсем незнакомые люди. Узнав о его истории из СМИ и соцсетей, жители разных регионов переводили Батору и другим инспекторам заповедника деньги.
– Только сгоревший родительский дом, в котором прожил всю жизнь, по-прежнему стоит у меня перед глазами. Но в Усть-Ималку нам уже не вернуться. Будущего у этого села нет, – говорит Батор.
