Инвалида 3-й группы Захара Закурдаева пытали в омском ФСБ и осудили по статье за дискредитацию российской армии после того, как на приеме у врача-нарколога он показал паспорт с украинским гербом на обложке и пожалел жертв спецоперации. Закурдаев, на днях проигравший апелляцию, готов дойти до Верховного суда, чтобы доказать свою невиновность. После этого он хочет добиться возбуждения уголовного дела в отношении силовиков, которые несколько часов избивали его, душили пакетом, надетым на голову, и грозили ручкой выколоть глаз.
В постановлении суда говорится о том, что 15 марта 2022 года в кабинете нарколога Захар Закурдаев "демонстративно" положил на стол врачу свой паспорт с гербом Украины на обложке, а затем стал "агрессивно выражаться в отношении президента", заявив, что "военнослужащие РФ причастны к совершению военных преступлений на территории Украины".
– Я пошел к наркологу, чтобы пройти медосмотр, чтобы устроиться на работу в детский сад – инструктором физкультуры. По специальности я преподаватель физического воспитания, окончил СибГУФК (Сибирский государственный университет физической культуры. – Прим. СР). А для работы с детьми справка от нарколога обязательна, – говорит Захар.
В кабинете кроме врача, вспоминает он, сидели еще медсестра и регистратор, записывавший данные. Нарколог попросила показать паспорт. Увидела на обложке украинский трезубец и спросила, почему на ней не российская символика.
– Я сказал, что у меня мама была украинкой. Она поинтересовалась, как я к спецоперации отношусь. Я ответил: мне не нравится, что гибнут люди и со стороны России, и со стороны Украины. Надо и политические, и бытовые вопросы решать за столом переговоров. О Путине я сказал только то, что военнослужащие по приказу президента находятся на территории Украины, где ведутся боевые действия, и гибнут люди с обеих сторон. Она ответила, что все там хорошо, все так и должно быть, никто там не гибнет, включая наших военных. Уничтожают только неонацистов и бандеровцев. Она очень возмутилась, перешла на повышенные тона. Медосмотр я прошел, но нарколог осталась очень недовольна тем, что мое мнение не совпало с ее мнением.
– Зачем вы вообще согласились отвечать ей, ведь это не имело отношения к цели вашего визита?
– По незнанию. Не сообразил, что мог проигнорировать ее вопросы. Самое интересное, что никто из медиков – это выяснилось в суде первой инстанции – никаких жалоб на меня не писал, никто в полицию не обращался ни устно, ни письменно. А как тогда вообще узнали о том разговоре? Значит, наверное, кто-то донос сделал и не сознался в этом? Кто-то из медицинского персонала, кому захотелось наказать меня за то, что я не говорю плохо об Украине.
– А как давно у вас на паспорте обложка с украинским трезубцем?
– Мне ее тетя подарила – она на Украине живет. С 2016 года я ношу эту обложку на паспорте.
– Что произошло после вашего визита на медосмтр?
– Я уже и забыл о том разговоре с наркологом. А утром 28 марта ко мне на работу пришли двое мужчин, оперуполномоченный федеральной службы безопасности по Омской области Роман Д. и Павел В, который, как я позже, из ответа на свою жалобу, узнал, работает в Центре по противодействию экстремизму. Удостоверение предъявил только Роман. Мне дали закончить занятия с детьми, после чего посадили в машину и доставили в Управление ФСБ России по Омской области, ничего не объясняя. На входе отобрали два моих телефона, привели в кабинет №107, где сняли обложку с паспорта. Тогда только я узнал, что они, оказывается, таким образом пригласили меня на профилактическую беседу. Больше четырех часов Павел и Роман спрашивали по кругу одно и то же: какое я имею отношение к Украине, кто у меня там из родных, как отношусь к спецоперации, за кого буду воевать, если война начнется, угрожали отправить на Донбасс, называли украинским шпионом.
Я объяснял, что война – дело военных, а я не годен по состоянию здоровья. Говорил, что не хочу, чтобы люди гибли, и что я за мир во всем мире. В кабинет периодически заходили другие сотрудники. Один эфэсбэшник, не знаю его имени, стал оскорблять меня, называть "чертом" и "х..ой однорукой", потому что у меня нет кисти на правой руке. После этого всякое желание продолжать разговор у меня пропало, я решил уйти, потому что они же сами говорили: это не допрос, а профилактическая беседа. Но меня повалили на пол, надели наручники и стали избивать. Требовали пароли от телефонов, чтобы проверить мою переписку и мои связи с Украиной.
В избиении участвовали Роман и еще двое – Василий и Иван, а Павел из кабинета вышел. Я лежал на спине. Василий встал мне на голеностопы и очень долго там стоял, наверное, полчаса, не меньше, Роман бил по голове кулаками, а Иван угрожал пистолетом. Потом он взял ручку, и начал пугать меня тем, что сейчас выколет мне глаз. Когда мне удалось перевернуться на живот, они продолжили бить уже со спины. Один раз полиэтиленовый пакет на голову надели, я чуть не задохнулся. Длилось это все с перерывами часа два.
Затем они составили протоколы изъятия обложки, телефонов и взяли объяснительную о том, что я 15 марта в диспансере проходил медосмотр у нарколога. Я дал показания, что не говорил плохо о президенте, однако говорил, что на Украине гибнут люди, как с их стороны, так и с нашей, и мне это не нравится. Я хочу, чтобы вопрос решался договоренностями, через дипломатию.
Дальше они решили, что я должен на камеру сказать, будто я, Захар Закурдаев, на приеме у врача заявил: Путин – убийца, а российские военнослужащие убивают на Украине мирных граждан. Было у нас семь или восемь попыток на камеру, пока их не устроило. Текст мне не давали, но на словах объяснили, что примерно говорить. В конце надо было сказать, что я раскаиваюсь и сожалею. Если им что-то не нравилось, они меня били. Я уже был в таком состоянии, что сказал все, что они требовали. Я очень хотел пить, дважды просился в туалет, но они не реагировали на мои просьбы. Мне кажется, это видео они потом хотели выложить в интернет.
– Зачем?
– Чтобы меня выставить виноватым, чтобы показать, что они красавчики, достойные получить новые звездочки на погонах. "Профилактическая беседа" растянулась почти до полуночи, после чего Роман, Павел и Иван повезли меня в квартиру моей теперь уже бывшей девушки, где я тогда жил, чтобы провести там обыск. С собой они взяли понятых, не знаю, правда, где они их нашли. Обыск шел недолго, чуть больше получаса. Технику не изымали. Посмотрели вещи, книги – искали, видимо, что-то запрещенное. Потом они достали заранее написанный и распечатанный документ, с их слов – протокол обыска, где было написано: установлено, что я могу быть причастен к запрещенным в России группировкам типа украинского "Азова" и к организации несанкционированных митингов.
Я не хотел подписывать, но Иван снова стал меня бить, и я сделал так, как они требовали. Я был напуган и измучен. На руки мне ничего не дали, кстати: ни протоколы изъятия телефонов, ни протокол обыска.
– Вы обращались в больницу?
– Утром я пошел в травмункт, где снял первичные побои и написал, что меня избили трое хулиганов на улице и отобрали у меня телефоны. Я хотел, чтобы жалоба попала в полицию, поэтому не упомянул про ФСБ. Подумал, что тогда полицейские не захотят со мной разговаривать. Потом я поехал в БСМП №1. Там засвидетельствовали, что у меня ушибы мягких тканей головы, множественные ушибы верхних и нижних конечностей, груди слева, контузия правого уха.
Вечером меня вызвали в ОП-7 по той жалобе, что я оставил в травмпунктах. И там я уже рассказал все, как было. Но заявление они не приняли: мол, полиция эфэсбэшниками не занимается. Зато заставили меня написать объяснительную, почему я соврал про хулиганов.
На больничном я находился с 29 марта по 5 мая. Наблюдался сначала у травматолога, потом у терапевта. Все тело ломило. Долго я хромал на правую ногу. Правым ухом сначала вообще ничего не слышал, после лечения у сурдолога стало лучше. Но теперь у меня тугоухость первой степени. Слух снижен в правом ухе на 34%.
Весь апрель меня преследовал страх неизвестности. Я понимал, что они могут сфабриковать уголовное дело, предъявить обвинения. Но то, что я подам на них жалобу, я решил еще 28 марта, в тот момент, когда они нанесли мне первые удары. Просто я не сразу сообразил, куда писать, если полиция отказалась принять заявление. Думал про службу собственной безопасности ФСБ. Но что они, сами себя, что ли, будут наказывать? В апреле я подал жалобу военному прокурору Омского гарнизона. Оттуда мое заявление переправили в военный следственный отдел СК России по Омскому гарнизону. Меня туда вызывали, опрашивали. Ответ пришел 16 мая: в возбуждении уголовного дела в отношении Романа Д. и Павла В. по статье о превышении должностных полномочий отказать. Хотя непонятно, при хчем тут Павел. Он меня не бил, и я на него не жаловался.
– Когда вы узнали, что вас обвиняют в дискредитации армии?
–19 мая ко мне на квартиру приехал Роман Д. с двумя полицейскими из отдела по борьбе с экстремизмом. Под угрозой применения силы они заставили поехать с ними в Центр Э, где составили на меня протокол по дискредитации Вооруженных сил РФ. Оттуда сразу в суд потащили. Заседаний было три – 19, 20 и 26 мая. Куйбышевский районный суд признал меня виновным и оштрафовал на 30 тысяч рублей.
Кстати, 19 мая в Центре Э мне вернули и телефоны, и обложку. В телефонах вся информация, кажется, сохранилась. Обложку я снова надел на паспорт и не собираюсь ее снимать. 5 июля в Омском областном суде прошла апелляция по моему делу, решение оставили в силе. Я хочу обжаловать его, хоть даже в Верховном суде, если это возможно. А потом заняться эфэсбэшниками, которые меня избили, добиться возбуждения уголовного дела и суда над ними.
– Почему для вас так важно снять с себя обвинения в дискредитации?
– Я хочу справедливости. Медики меня оклеветали, ФСБ сфабриковало дело. В протоколе написали, что я якобы "перестрелял или уничтожил бы всех россиян в целом, в том числе и мирное население". Да мне даже мысли такой в голову никогда не приходило – уничтожать своих. Я что, дурак?
Ну, и денег на штраф у меня нет – в месяц я зарабатываю 9000 рублей. Плюс пенсия по инвалидности – 6200 рублей. Да и почему я должен платить, если не виновен?
– Вы верите, что можно добиться отмены решения по делу за дискредитацию?
– Да, маленький шанс есть. Я знаю, что у нас много несправедливости, что суды работают плохо, полиция работает плохо, но хорошо, что они вообще существуют. Бывает ведь, и помогают. Когда предъявляют иски за порчу имущества в ДТП, суд разбирается и выносит решение в пользу водителя, пострадавшего в аварии. Возмещается и материальный ущерб, и моральная компенсация.
– Как на работе отреагировали на произошедшее?
– Недоброжелательно. 4 июля, накануне апелляции, меня уволили. Убедительно предложили написать заявление по личному желанию. В противном случае, намекнули, уволят по статье. Я остался без работы. Разослал резюме. Ищу любую работу, не важно какую, лишь бы устроиться.
– Семья и друзья вас поддержали?
– Отец и родственники встали на мою сторону. Они понимают, что я не виноват. Получается, что на любого можно написать донос, обвинить в чем угодно, а после этого его будут бить и пытать в ФСБ. А друзья по-другому восприняли: кто-то сказал, что "язык за зубами надо держать", кто-то, что "Путин – хороший, а Украине так и надо". Говорили даже, что правильно меня побили. Они считают, что на Украине действительно ведется война с неонацистами и бандеровцами. Я только посмеялся на это: Бандера, как и его последователи, давно в земле. Если там и есть кто-то, то какие-то современные боевики. Но кто бы там ни был, пусть Украина сама решает такие вопросы на своей территории.
– Вы следите за тем, как в России после 24 февраля 2022 года массово заводят административные и уголовные дела на тех, кто высказывается против войны или использует пацифистскую или украинскую символику?
– Я слышал о преследовании людей за плакаты "Нет войне", за пустые плакаты, о штрафах за дискредитацию. Сейчас это в России модно. И судьи всеми силами стараются "помочь" обычным гражданам "не отставать от моды". К тем, кого преследуют, отношусь с сочувствием и с доброжелательностью. Сам я никогда не выходил ни на митинги, ни на пикеты, но считаю, что за мнение, даже если оно не совпадает с вашим, наказывать нельзя. А так в политике я мало разбираюсь.
Иногда я нахожу на ютьюбе выступления Путина – у него очень выразительная речь. Слушаю его и записываю в блокнотик какие-то выражения, красивые фразы. Делаю так, чтобы расширить свой словарный запас. Я бы сказал, что Путин – президент внешней политики. Внутренними проблемами он мало занимается. Ими, наверное, вообще никто у нас не занимается, кроме самих россиян. У кого беда случается, тот сам с ней и справляется. Россия всегда живет мечтами и ожиданиями лучшей жизни, но заметно, что все становится только хуже. Налоги растут, цены растут, а доходы падают.
– То есть вас нельзя назвать человеком политизированным?
– Я телевизор смотрю раз-два в год. В основном сижу в интернете, смотрю развлекательные ролики или что-то, что связано с моими увлечениями. Например, я сейчас права получаю, и мне интересно смотреть на ЮТУБе каналы с рекомендациями для начинающих автолюбителей. Еще мне интересны шахматы, велосипеды, плавание. Раньше цирковые представления смотрел. Я мечтал стать эквилибристом на катушках и жонглером с мечами и булавами. В 2003 году чуть не поступил в цирковое училище в Москве: сдал все экзамены кроме одного – практики по гимнастике. Но и после этого я продолжил занимался в цирковых студиях, совершенствовал свое мастерство, брал уроки по акробатике и, если бы не травма, стал бы цирковым артистом.
– Почему вообще, на ваш взгляд, Россия воюет с Украиной?
– Кто его знает. Подчинить Украину, наверное, хочет. Может, я не знаю, своих вассалов поставить там – мэров, депутатов, через которых могла бы косвенно руководить. Я не думаю, что необходима была именно украинская территория.
Я вот не радовался, когда Крым присоединили к России. Это дополнительные экономические потери. У нас регионы и так плохо обеспечены. В стране не хватает денег на образование и медицину. Через фонд социального страхования я еще два года назад должен был получить протез, но до сих пор жду, поскольку и там бюджет урезали. А сейчас против России ввели санкции. Они, мне кажется, только усугубили экономическую ситуацию.
Когда началась спецоперация, мне стало страшно за родных и друзей, тех, кто сейчас там. Я бы на месте президента решал вопросы дипломатическим путем. Убивают там сейчас с обеих сторон, страдают и военнослужащие, и мирные жители. Я – за такие "спецоперации", в которых люди не умирают. А если не умеют без крови организовывать, то не надо и начинать.
